А вот с коленом вышло нехорошо. Оно не было выбито, оно было раздроблено. Такое ощущение, что по нему кто-то остервенело топтался. О чём я, собственно, и сообщил шерифу.

— Примерно так и было, — соглашается и пытается сглотнуть. — Дай попить.

Вскакиваю, окидываю взглядом стол, пытаясь высмотреть среди бутылок что-то не спиртное. Так, вот, кажется, какой-то то ли сок, то ли морс. Попробовав, убеждаюсь, что это так и есть.

Ухватив кувшин, наливаю жидкость в стоящую тут же пустую кружку и подношу ко рту пациентки. Та быстро выпивает её до дна и просит:

— Ещё.

Повторяю процедуру. Елизавета Алексеевна благодарно кивает и командует:

— Давай тазобедренную.

— Может, всё же…

— Делай.

Не буду описывать всю процедуру, скажу только, что подобное проводится в медицинских учреждениях под наркозом, потому что боль адская. А у меня ещё и не с первого раза получилось, а лишь со второго.

Уже после первой попытки я хотел бросить эту экзекуцию и достать «Аптечку» второго уровня, потому что Елизавета Алексеевна вся изогнулась от боли, продолжая рычать, но был послан командирским голосом с приказом:

— Продолжай.

Да что она за человек-то такой? Я бы уже, наверное, обоссался от боли, а у неё лишь слёзы на глазах выступили.

— Смотри-ка, хе-хе, — натужно смеётся, — а я думала, слёз уже не осталось, оказывается, ещё могу.

— Да как вы это терпите? — недоумеваю.

— Жить очень хочется, — цедит сквозь зубы.

— Поживём, как есть, поживём ещё, — улыбаюсь сквозь слёзы злости, — и тварей этих в могилу сведём.

— А это похоже на план, парень, — тоже пытается улыбнуться щербатой улыбкой. — А теперь достань вторую «Аптечку» и прикладывай её на самый низ живота.

— Вторую? — уточняю.

— Да, первую отложи пока.

Нахожу в кармане арт и выполняю команду, прикладывая его в районе пупка.

— Ниже, — пристально смотрит мне в глаза.

Смещая руку практически на лобок.

— Ещё ниже.

— Да куда ещё ниже-то? — смущаюсь, как выпускница пансиона благородных девиц.

— Туда, — пытается показать глазами.

— А? — продолжаю тупить. — Куда?

И тут она мне сказала по-простому, матерно, на великом и могучем русском языке. Всего одно слово, но дошло сразу. Точнее одно слово и предлог.

— Да как же тут приложить-то?

— Тунгус, не тупи, ляжки в сторону, только аккуратнее, и прикладывай.

Отвожу глаза в сторону, при этом пытаясь осуществить то, что мне сказали.

— Ай-яй, да ты что творишь-то? Больно же!

Конечно, ей больно. Там же всё… Эм… В очень плохом состоянии. Я уж, простите, обойдусь без подробностей, нежные души моих хейтеров могут не выдержать. Там ведь теперь девушка до кучи завелась.

— Простите, что-то я не подумал. Действительно, с такими травмами не побегаешь.

— Парень, давай на «ты» уже перейдём. Ты уже столько видел, что «выкать» просто грех, — снова пытается улыбнуться, и тут раздаются хлюпающие звуки: — О-о-о, жижа пошла! Только руку не убирай! Пожалуйста! Понимаю, противно, но не хватало мне ещё залететь от кого-нибудь из этих ублюдков.

— Переживу. За то понятно, почему вторая «Аптечка», — до меня начинает доходить.

И действительно, у этого артефакта в свойствах прописано, что он выталкивает инородные предметы. В том числе и вот это всё, что находится внутри Елизаветы Алексеевны.

— Извини, — отводит взгляд в сторону.

— Не стоит, — качаю головой. — Я вообще поражаюсь твоей выдержке, любая другая уже в истерике бы билась.

— Ничего, поистерить я всегда успею, — пытается улыбнуться.

— Да уж, не слабый удар по психике, ты главное, держись! Главное, что ты жива.

— Ты про изнасилование?

— Угу.

— Забей, переживу. Со мной дерьмо и похуже случалось, правда, так меня ещё ни разу не метелили перед тем, как трахнуть.

— Чего? — аж рот открываю от таких заявлений.

— Ты же сам сказал, моего отца зовут Кощей, — пытается улыбнуться. — Ты хоть понимаешь, о каком Кощее речь?

— О том самом… Сказочном…

— У-ху-хух, — морщится, слегка двигая ногами, видимо, неприятные ощущения от заживления неслабые, — вот именно. И что говорят сказки о дочери Кощея Бессмертного?

— Да я как-то небольшой специалист по сказкам, — отвожу взгляд в сторону, всё-таки тяжеловато смотреть на это избитое тело. — Стоп, подожди, если в сказках… Так, это же что получается… Это же тебе… — аж замираю от посетившей меня мысли.

— Вот именно, я тётя взрослая, даже очень взрослая. Ну давай не будем о моём возрасте. Знаешь, Ваня и правда рассказывал про тебя. И знаешь, почему я запомнила это? Ты с парнем дружил, Егором звали, прямо как моего сына.

— Эм… Вообще-то, не как твоего сына, а это и был твой сын.

— Что? — пытается приподняться. — Ты хочешь сказать, что вы служили вместе с моим сыном?

— Ну да. И вообще, я на этой планете именно для того, чтобы найти тебя, а потом свалить отсюда.

Елизавета Алексеевна, как будто, не услышала того, что я говорю.

— А мне Ваня частенько рассказывал про службу свою… А оно вот как вышло, кто бы знал. Что с ним? — пытается приподняться.

— Всё хорошо с ним, но это длинная история, просто знай, что он жив и здоров.

— Жив и здоров — это хорошо, это прекрасно. Подожди, а ты откуда знаешь? Времени-то сколько прошло.

— Потом расскажу, это длинная история. Но то, что Егор жив — это сто процентов.

— Значит, мы сможем свалить отсюда? — с надеждой смотрит мне в глаза.

А нет, всё-таки слышала, что я говорил.

— Ещё как сможем, — подмигиваю. — Понадобится некоторое время, но точно свалим.

— Это хорошо, — широко улыбается. Короста на губе трескается и начинает сочиться кровь. Но она даже не замечает этого, в глазах появляется блеск. — Значит, не зря всё! Не зря страдала, не зря выживала.

— Не зря, — соглашаюсь.

— Так, хорошо, — командует. — Задница уже не горит огнём, да и бедро подлечилось. Давай коленку, пока заряд есть. Сколько, кстати, потратилось?

— Тридцать процентов.

— Терпимо, давай колено. Хотя нет, помоги перебраться туда, где посуше, не хочу в этой луже лежать.

Недолго думая, скидываю ещё парочку трупов с дивана и переношу шерифа на новое место,