Адмиралы переглянулись, и мне снова пришлось рассказывать, что именно я задумал.

* * *

Вечер я встретил с тарелкой каши, огромным куском мяса и бокалом вина. Как рассказал Ефим, Меншиков увеличил нормы питания защитников города с половины фунта говядины до целого. То есть четыреста граммов мяса в день на солдата[21], моя доля, как офицера, была еще больше. Потраченная за день энергия медленно начала восстанавливаться.

— Ваше благородие, а вы слышали, что творилось ночью? — мой денщик решил, будто мы стали достаточно близки для пересказа сплетен.

— И что же?

— Генералы топили наши корабли. Бог пытался дать знак, что злое это дело, но разве же они будут слушать? Пригнали пароход и последний корабль даже расстреляли. И знаете, что самое интересное?

— Нет, — я ждал продолжения.

— В корабль стреляли, а он не тонул. А потом один матрос не выдержал, прыгнул в воду, доплыл до корабля и исчез внутри. Все замерли, а потом он выскочил, прижимая что-то к груди. Знаете, что это было?

Кажется, я читал в будущем что-то об этой истории. Только не знал, правда это или слухи, которые порой могут родиться без всякой связи с реальностью.

— Икона? — вспомнил я.

— Так точно! — восхитился моей проницательностью Ефим. — Икона Божьей матери с корабельного иконостаса. И стоило солдату вынести ее с корабля, как следующий же выстрел отправил «Три святителя» на дно. Вы же понимаете, что это означает?

— Что бог, несмотря на все потери, все равно с нами? — предположил я.

— Нет… — денщик хотел было рассказать совсем другую версию, но мои слова и уверенный тон заставили его задуматься. — А ведь и правда, ваше превосходительство, — он разом повысил меня на несколько чинов, — действительно, бог с нами, несмотря ни на что! А можно?..

Он с такой надеждой посмотрел на меня, что ему просто невозможно было отказать. Да я и не собирался.

— Можно, — я решительно кивнул Ефиму, а потом вытащил из кармана завалявшийся там рубль. — Держи и выпей за это. А если кто будет спорить, то разрешаю набить супостату рожу!

— Так точно, ваше высокопревосходительство! — денщик на этот раз вознес меня уже до министерских чинов и даже не заметил этого.

И пусть отдыхает. А мне все равно надо подумать над тем, как развивать мои новинки, да и на прием в доме Волохова сегодня можно сходить. Кажется, кто-то во время испытаний говорил, что вечером могут привезти новые газеты. Интересно, там уже выйдет та статья, о которой мы договаривались с Гордоном Расселом?

Глава 16

Тот же вечер

Кашляю от сигарного дыма. Я опять зашел с черного хода, но на этот раз в курильной комнате стояло лишь несколько незнакомых мне гусар. Впрочем, даже их оказалось достаточно, чтобы тут было не продохнуть.

— Честь имею, — поздоровался я и прошел в общий зал.

Вокруг были почти те же люди, что и два дня назад. Морские и пехотные офицеры, почетные жители Севастополя, Ядовитая Стерва в компании нескольких девушек, вокруг которых собирались кружки по интересам. Я собрался было поздороваться с хозяином дома, когда мое внимание привлек неожиданно поникший Нахимов, стоящий чуть в стороне от остальных.

— Григорий Дмитриевич, а вот и вы, — меня приметил Тотлебен и тут же взял в оборот.

Я поздоровался, а потом решил уточнить, что же случилось с контр-адмиралом. Еще днем ведь был совершенно другим человеком. Очень хотелось верить, что все это не из-за каких-то неприятностей с нашей задумкой.

— А это все из-за газет, — на ухо ответил мне Эдуард Иванович.

— А что с ними?

— Помните Синоп? Тогда во время обстрела порта пострадали жилые дома, а вместе с ними несколько гражданских. И вот до сих пор недели не обходится, чтобы не вышла статья со смакованием тех событий. Адмирала называют мясником, убийцей, а он это тяжело переживает…

Я невольно вспомнил нашу историю. Как описывали безбашенную храбрость Нахимова, гуляющего по передним позициям наших войск. Да, в какой-то мере это было в духе времени, но, с другой стороны, даже некоторым современникам казалось, будто он искал смерти. Может ли это быть следствием травли, развязанной иностранными журналистами и поддержанной своими? Герой считает себя убийцей просто потому, что никто не сумел или не захотел его поддержать.

— Новые газеты, — Ядовитая Стерва первой заметила адъютанта Меншикова, который приехал со стопкой зарубежной и нашей прессы.

Я поблагодарил Тотлебена за рассказ и двинулся к Нахимову.

— Так, «Северную пчелу» мы, пожалуй, оставим для Санкт-Петербурга и подхалимов с Литейной[22], — Стерва продолжала весело болтать.

Газета, издаваемая Фадеем Булгариным и считающаяся рупором третьего отделения, отправилась в сторону. В какой-то мере ее связи с правительством были правдой. После восстания декабристов бывшее либеральное издание оказалось взято под контроль Бенкендорфом, а потом и новым главой охранки Орловым, но столь пренебрежительное отношение все равно вызывало отторжение. Особенно вкупе с восторженным преклонением, которое появилось на лице девушки при виде разворота «Колокола» Герцена и передовиц «Нью-Йорк Трибьюн» с «Таймс».

— Павел Степанович, — я подошел к побледневшему Нахимову.

— Григорий Дмитриевич, — он посмотрел на меня. — Не думаю, что вам стоит оставаться рядом со мной. Вас, уверен, ждет блестящая карьера, а моя репутация, увы, отравлена и может сказаться на вас не лучшим образом.

— Павел Степанович, — я остался на месте, — можно задать вам вопрос? — спросил и тут же продолжил, не дожидаясь разрешения. — Как вы думаете, что будет, когда союзники окончательно окопаются в Балаклаве, а потом подтянут свои траншеи поближе к городу?

— Бомбардировка, — адмирал еще не понимал, к чему я веду.

— Согласен. А с учетом известных вам возможностей орудий противника, как считаете, насколько она будет точной?

Нахимов побледнел еще больше, хотя недавно это казалось невозможным.

— Они будут разносить город.

— Да, причем не один день, как было с Синопом. Севастополь будут обстреливать несколько месяцев, пока мы не сможем отбросить врага подальше от его стен. Так вот у меня вопрос, Павел Степанович: как вы думаете, хоть одна сволочь из тех, что сейчас обзывает вас чудовищем, напишет об этом? Хоть кто-то пожалеет мирных