– Сытника на пять суток в ШИЗО, – распорядился лейтенант. – В карцер. Светлана Алексеевна, вы будете писать на осужденного Сытника заявление? – спросил Малышев.

– Буду, он оскорбил меня при всех.

– Хорошо, я приму его, Светлана Алексеевна, и зарегистрирую…

– Товарищ лейтенант, – обратился прапорщик к Малышеву, – карцер занят, там Глухов.

– Тогда пусть со всеми сидит. Уводите…

– Товарищ лейтенант, Сытника к этим нельзя, прибьют.

– У нас что, мало камер?

– Камеры есть, но они на ремонте, товарищ лейтенант. Что делать-то?

– Тогда к Глухову посадите, этот убивать его не будет, – распорядился лейтенант и вышел.

Сутулый и его товарищи, хмурые и озабоченные, вошли в камеру штрафного изолятора. В ней уже сидел осужденный по кличке Ерш. Опасный и непредсказуемый тип, немного шизофреник и садист.

– Ерш, а ты за что? – спросил Сутулый, усаживаясь на корточках рядом.

– За вами, – ответил Ерш.

– В смысле? – удивился Сутулый.

– Вы не на того наехали, парни. За Глухова вписались серьезные люди.

– Да брось ты гнать, Ерш. Кто такой Фокусник? Позер и фраер…

– За этого фраера вас порежут на ремни, парни, – ответил Ерш. – Меня послали вас предупредить. Вы как оказались тут? Понимаете? Кража наркоты – это срок, а когда выйдете из ШИЗО, вам не жить. Шавка Сергеев вас не защитит.

– Ерш, ты что такое говоришь? Фокусник – сученый стукач.

– А кого он сдал? – спросил Ерш. – Тебя или тех, кто его порезал? Вы наехали на него, получили по морде, он вас не сдал. Фокусник правильный зэк. Всем помогает и ничего за это не берет. Это вы, суки, ссучились, пошли на поводу у сраного опера. Я все сказал. Хотите выжить и не получить новый срок – слушайте, что надо сказать хозяину.

* * *

Я сидел в позе лотоса, собираясь впасть в состояние медитации, как отворилась дверь карцера, и внутрь втолкнули… кого бы вы думали? Сытю. Санитара Сытника.

– Оп-па! – проговорил я, сильно удивившись. – Какие люди посетили мое уединенное поместье.

Сытник прижался спиной к стене и в страхе запричитал:

– Я буду кричать.

– Кричи, – ответил я, и он неожиданно закричал:

– Помогите!.. Убивают!..

Дверь распахнулась, и конвойные увидели стоящего у двери орущего во все горло санитара.

– Ты чего шумишь? – спросил сержант.

– Меня убивают, – запричитал Сытник. – Спасите.

Сержант поглядел на меня, смирно сидящего, как Будда. Я быстро вскочил и повернулся лицом к стене. Сержант приказал бойцам:

– Берите крикуна, учить будем.

Вернулся Сытя спустя полчаса, тихий, смирный и пришибленный, сел у двери и заплакал.

– Что, Сытя, боком тебе вылезла твоя заява на меня?

– Я не хотел, – плача, запричитал он. – Меня Сергеев, гад, заставил.

– Ты вот все это расскажи Куму. Он давно зуб точит на Сергеева, – ответил я. – Может, он тебя и простит. Ты, кстати, за что сел-то?

– Пропали ампулы эфедрина, и одну нашли у меня в шапке. Три у Сутулого и его братвы…

– О, как бог шельму метит, – рассмеялся я. – Оказывается, Сытя, в эту игру можно играть в обе стороны. Ты знаешь, что тебе светит за совершенное тобой правонарушение?..

Сытник пополз ко мне на коленях.

– Фокусник, не губи, я все расскажу, как меня заставил Сергеев написать заяву на тебя, только не губи… – он стал почти помешанным. Я дождался его и, надавив на сонную артерию, усыпил.

* * *

Полковник Евдокимов вернулся из Москвы в приподнятом настроении, словно внутри него жил весенний ветер, принесший с собой весть о возрождении. Его колония была отмечена как одна из лучших исправительно-трудовых учреждений страны. На совещании руководящего состава звучали требования: повысить политико-просветительскую работу, обратить особое внимание на подготовку осужденных к жизни на свободе. Срочная задача – составить планы и представить их в областное управление. В общем, все как всегда: много бумажной писанины, которой можно прикрыть задницу и не исполнять.

На столе полковника лежала пачка бумаг, словно ворох осенних листьев, ожидающих своего часа. Он налил себе горячего чая, вдохнул его аромат и погрузился в чтение.

С каждой страницей его лицо становилось все более удивленным, а затем – озабоченным. Он задумался, глядя в окно, где за решеткой виднелся бескрайний простор пасмурного неба, и тихо нажал кнопку селектора:

– Маша, срочно вызови ко мне заместителя по безопасности и замполита.

Когда два заместителя вошли в его кабинет, он громко крикнул в приоткрытую дверь, словно пытаясь разорвать невидимую нить, связывающую его с миром:

– Маша, я занят! У меня совещание! Никого не пускать!

Его голос эхом разнесся по коридору, но в ответ последовала тишина. Лишь затем, спустя пару мгновений, раздался мелодичный девичий голос, мягкий и спокойный:

– Слушаюсь, Евгений Маркович.

– Садитесь, товарищи. Пока нас не было, в колонии произошли прямо-таки чудеса расчудесные… Ваш заместитель, Дмитрий Леонидович, старший лейтенант Сергеев, раскрыл среди осужденных шпионский заговор.

– Вы шутите? – недоуменно глядя на полковника, спросил Штильман.

– Никак нет. Вот рапорт Сергеева и пачка заявлений от осужденных. Сергеев пишет, что в результате оперативно-профилактических мероприятий им был раскрыт шпион иностранной разведки, осужденный Глухов, который в колонии занимался шпионской деятельностью.

– А что тут может интересовать иностранные разведки? – перебил его замполит. – Количество сшитых рабочих рукавиц и технических халатов…

– А он не шпионил, он, по словам Сергеева, вербовал агентов, и четверо осужденных написали на него заявления по поводу вербовки. Вот, – он потряс стопкой бумаг.

– И кто эти осужденные? – все еще недоверчиво спросил Штильман.

– Санитар Сытник, осужденные Сутулов, Жорин и Медведков.

– Это те, кто занимается поставками в колонию запрещенных вещей, – хмыкнул Штильман. – И что, вы поверили?..

– Я не могу оставить без внимания рапорт Сергеева, товарищ Штильман. Раз Сергеев зарегистрировал рапорт и приложил заявления, я должен принять меры. А если я передам дело в следственные органы, то, поверьте, Глухова не отпустят. Для следаков это просто подарок небес. Раскрыто громкое дело о шпионаже в колонии. А для нас – ЧП огромного масштаба. Сам Сергеев все хорошо рассчитал. В мое отсутствие он состряпал этот рапорт и зарегистрировал его. Делу дадут ход, и он пойдет на повышение, тесть протолкнет. Понимаете, в какое положение он нас поставил?

– Можно от осужденных добиться отказа от своих слов, – вставил Штильман.

– Я думаю, что это поздно делать, – бросив листы на стол, хмуро ответил полковник. – Уверен, Сергеев предупредил своего родственничка в областном УИТУ. Там не спустят на тормозах. Осужденных заберут в следственный изолятор и там заставят подписать все, что нужно. А после их переведут в другую колонию…

В кабинете установилось гробовое молчание. Затем полковник поднял новую стопку бумаг.

– Но это еще не конец истории,