— Доброго утра, — поздоровался он, широко улыбаясь.

— Доброго. На Усова, 29, со стороны дороги.

— Вы самый мой странный клиент за сегодня, — улыбнулся водитель смотря на мой бронежилет и каску на палке и начал движение.

— Жизнь такая, — пожал я плечами.

Вернее, конечно же, это не жизнь, а личный выбор. Я бы мог и дальше батониться в том мегаудобном кресле, ожидая, пока про меня вспомнят. Но оставаться в квартире у спящей девушки в первый день знакомства — это для меня слишком. Захочет — вспомнит всё, как в фильме со Шварценеггером, позвОнит.

Кстати, память Славы мне почему-то подсказывала, что правильно — «позвонИт», даже зачитывало какой-то стишок: «В слове звОнит много вОни».

Меньше десяти минут по пустым дорогам — и вот я уже выходил из такси, неся с собой броню и каску.

У спящего трёхэтажного жёлтого дома стоял экипаж, со стороны окон у проезжей части, где листал свой смартфон экипированный сержант Дмитрий. И я, подойдя к нему, постучал в окно, от чего он вздрогнул.

— Фу, думал, проверяющий! — выдал он.

— Это всего лишь я. Что, старший на охране объекта?

— Да, всё так. А ты что приехал? — спросил он.

— А чё там стоять? Работать надо.

— Лаечко полсмены не работал, дай ему поработать тоже, — произнёс Дима. — Сам вон сядь, переведи дух.

— Да не, мне ещё законы и приказы с ТТХ учить к завтрому.

— Уже к сегодняму, — также как и я исказил слово Дима. — Ну, смотри сам. А что за запах от тебя?

— Что за запах? — не понял я.

— Ну, не могу понять, какие-то фрукты.

— А это? Это вонючка в такси такая была, вот и пропах.

— Ну, понял. Удачи тогда. Второй подъезд. — пожелал мне водитель.

И я, надев броню и каску, отправился в подъезд выручать Лаечку.

Подъезд встретил меня затхлым, спёртым воздухом, пахнущим старым деревом и едва уловимым кисловатым духом гниющей где-то мокрой тряпки. Лестничная клетка была типично советской — неширокая, с низким потолком, выкрашенная когда-то в голубой цвет, теперь облупившейся и покрытой паутиной теней.

Я ступал на ступени, истёртые до бетонной основы по краям, что вели меня наверх, и они еле слышно хрустели песком под моим весом. Перила были холодными; я коснулся их для ловкого разворота между лестницами, пытаясь использовать центробежную силу, ту самую, что использовала Ира, но рождённый вбегать в кишлаки в бронежилете танцевать не может. На стенах же, под слоем старой побелки, проступали контуры наскальных рисунков первых людей, живших тут. Сейчас же, в шесть утра, дом напоминал тот, в котором должны поселиться на одну ночь люди в фильме ужасов.

И на ступеньке между вторым и третьим этажом сидел Лаечко. Он был экипирован как для штурма — в бронежилете и каске, но поза его была устало-созерцательной. Автомат АКС-74У стоял прислонённым к стене, стволом в потолок, а сам он, откинувшись спиной на прохладную стену, курил, глядя в маленькое подъездное оконце, за которым виднелся кусочек светлеющего неба, благословляемого лучами восходящего солнца. Дым сигареты медленно поднимался вверх коптя и без того жёлтый потолок.

Он сидел неподвижно, как часть этого подъезда, словно вечный страж на посту, затерянный в самом сердце спящего города.

— Ты как тут? — спросил он у меня.

— С тебя двести рублей. На такси приехал, чтобы тебя поменять, — выдал я.

— Тогда что так долго? — хитро нахмурился он, словно что-то знал о моих приключениях.

— Жаба давила, решал — ехать или идти, — пошутил я.

— Тут идти полчаса, по ночному району в броне — такое себе приключение, — произнёс он.

— Ну вот я и выбрал такси. Ну что, давай, «пост принял», — выдохнул я.

— Пост сдал, — скрипя коленями, встал Лаечко. — Я тут накурил тебе. Если эта вредная бабка ещё раз выглянет, скажи ей, что тут так и было.

— Понял, — улыбнулся я.

— 305-й, Казанке? — прозвучала рация, и Дима ответил:

— Слушаю тебя.

— По Усова, 29, отзвонился хозорган, просит попробовать сдать на охрану ещё раз. У него внутри объёмники, наблюдайте.

Взгляд Лаечко поднялся на моргающую контрольную лампочку; она вдруг погасла и загорелась ровным светом.

— Зашибись, — произнёс старший и отдельно в рацию: — 305-й, 307-му, контрольная горит.

И Дима продублировал информацию отделу, так как носимые рации не всегда добивали до базы.

— На пульте объект. Снимайтесь и дуйте на ужин, — выдал дежурный.

— Ужин под утро — это хорошо, — проговорил Лаечко. — Можно на маршрут не вернуться или вернуться формально.

— До заступления следующей смены ещё три часа, всё может перемениться, — покачал головой я.

И мы спустились вниз, сев в машину, поехали, единогласно решив, что ужинать будем в отделе. По пути Дима свернул с маршрута.

— А мы куда? — спросил я.

— В «Ленту», — буркнул он. — В отделе жрать нечего, раньше можно было в холодильник что-то положить, но сейчас завелась «крыса» какая-то, которая нет-нет, да и подъедает еду.

Магазин «Лента» в шесть утра — это было что-то. Огромное здание жёлто-синего цвета с логотипом подсолнуха на крыше и крупными буквами названия. Пустынная парковка размером с футбольное поле, залитая белым светом фонарей, хоть уже и светало. Наш служебный автомобиль приткнулся рядом с одиноко стоящим киоском «Фейерверки».

— Странно, — сказал я, вылезая из машины. — Весь магазин под крышей, а этот пиротехнический киоск снаружи торчит. Логики, конечно, ноль.

Лаечко, зевнув, пояснил:

— А была у них логика, да вся вышла. Года три назад один дебил прямо в магазине стойку с этой самой пиротехникой поджёг.

— О, это легенда! — Дима, запирая машину, хрипло хохотнул. — Полыхало знатно. Не то что отдела — магазина не стало. Мы потом тут год целый ездили, охраняли, пока восстановительные работы шли. Товары забором обнесли, так к ним всё время кто-то норовил подобраться. То местные алкаши, то студенты. Кого мы тут только не ловили, план по 158-ой перевыполнили на год вперёд.

Мы неспешно шли в магазин, и главный шок ждал меня внутри. Я застыл на пороге, разглядывая ряд банкоматов, встроенных прямо в стену между тележками и аппаратом с кофе. И все разные, раньше надо было банк искать, а теперь можно расчитываться и налом, и картой, и переводом, и даже… Память Славы Кузнецова поделилась со мной еще одним новшеством цифровой эры — QR-код. Само слово несло частично негативную коннотацию, ибо всех задолбили им в местную пандемию 2019-того года.

А Дима лишь фыркнул,