В большой, скрюченной руке он сжимал дробовик. Его голова была откинута назад, веки с синими прожилками закрыты. Я сел, и при моем движении его глаза открылись.

Мгновение он лежал расслабленно, словно жизнь возвращалась к нему откуда-то издалека. Затем он поднял голову. Его лицо было ввалившимся и покрытым морщинами. Седые волосы были редкими. Рубашка из грубой ткани свободно свисала с широких плеч, которые когда-то были геркулесовыми. Но теперь Геракл был стар, очень стар. Он выжидающе посмотрел на меня.

— Кто вы? — спросил я. — Почему вы следили за мной? Что случилось с домом? Где моя семья? Чьи эти хулиганы в зеленом? — Моя челюсть болела, когда я говорил. Я поднял руку и осторожно ощупал ее.

— Ты упал, — сказал старик голосом, который грохотал, как подземный вулкан.

— Преуменьшение года, папа. — Я попытался встать. Тошнота скрутила мой желудок.

— Тебе нужно отдохнуть, сказал старик с озабоченным видом. Пока не пришли люди Барона… — Он помолчал, глядя на меня так, словно ожидал, что я скажу что-то глубокомысленное.

— Я хочу знать, где люди, которые здесь живут! — Мой крик был так же слаб, как пунш на церковном собрании. — Женщина и мальчик…

Он покачал головой.

— Ты должен что-то предпринять, и побыстрее. Солдаты вернутся и обыщут каждый дом…

Я сел, не обращая внимания на маленьких человечков, вонзающих шипы в мой мозг.

— Мне плевать на солдат! Где моя семья? Что случилось? — Я потянулся и схватил его за руку. — Сколько я там был? Какой сейчас год?

Он только покачал головой.

— Пойдем, поешь чего-нибудь. Тогда я смогу помочь тебе с твоим планом.

Разговаривать со стариком было бесполезно, он как будто впал в маразм.

Я встал с койки. Если не считать головокружения и ощущения, что мои колени сделаны из папье-маше, со мной все было в порядке. Я взял свечу ручной работы и, спотыкаясь, вышел в коридор.

Там было полно мусора. Я пролез внутрь и толкнул дверь в свой кабинет. Там был мой стол, высокий книжный шкаф со стеклянными дверцами, серый ковер и мягкое кресло. Если не считать слоя пыли и отслаивающихся обоев, все выглядело как обычно. Я щелкнул выключателем. Ничего не произошло.

— Что это за амулет? — спросил старик у меня за спиной. Он указал на выключатель.

— Электричество отключено, — сказал я. — Просто привычка.

Он протянул руку и повернул переключатель вверх, затем снова вниз.

— Звук приятный.

— Ага. — Я взял со стола книгу, но она рассыпалась у меня в руках.

Я вернулся в холл, подергал дверь спальни, посмотрел на груду листьев, остатки сломанной мебели, пустую оконную раму. Я дошел до конца коридора и открыл дверь в спальню.

Холодный ночной ветер задувал сквозь баррикаду из сломанных досок. Крыша обвалилась, и шестнадцатидюймовый ствол дерева торчал из-под обломков. Старик стоял позади меня и наблюдал.

— Где она, черт бы тебя побрал? — Я прислонился к дверному косяку, чтобы выругаться и побороть дурноту. — Где моя жена?

Старик выглядел встревоженным.

— Пошли, тебе срочно нужно поесть…

— Где она? Где женщина, которая здесь жила?

Он нахмурился и тупо покачал головой. Я пробрался сквозь обломки и ступил в кусты высотой по колено. Порыв ветра задул мою свечу. В темноте я смотрел на свой задний двор, на осыпавшуюся яму, которая когда-то была грилем для барбекю, на спутанные заросли, которые когда-то были клумбами с розами, и на потрепанные доски, врытые в землю.

— Что это, черт возьми, такое?.. — Я нащупал спичку, зажег свечу, наклонился поближе и прочитал грубые буквы, вырезанные на крошащемся дереве:

ВИРДЖИНИЯ ЭНН ДЖЕКСОН. РОДИЛАСЬ 8 ЯНВАРЯ 1957 ГОДА. УБИТА СОБАКАМИ ЗИМОЙ 1992 ГОДА.

3

В течение следующих трех дней люди Барона приходили дважды. Каждый раз старик уносил меня, ругающегося, но слишком слабого, чтобы спорить, в укрытие из веток и брезента в лесу за домом. Затем он исчезал, чтобы вернуться через час или два и оттащить меня обратно на мою тряпичную постель у огня.

Три раза в день он приносил мне жестяную кастрюлю с тушенкой, и я машинально съедал ее. Я снова и снова прокручивал в голове картину, как Джинни двенадцать лет живет в медленно разрушающемся доме, а затем…

Это было уже слишком. Бывают такие потрясения, которые разум отвергает.

Я подумал о дереве, которое упало и раздавило восточное крыло. Вязу такого размера было по меньшей мере пятьдесят-шестьдесят лет, а может, и больше. И единственным вязом на этом месте был двухлетний саженец. Я хорошо его знал, я сам его сажал.

На надгробной плите была вырезана дата — 1992 год. Насколько я мог судить, с тех пор прошло по меньшей мере еще тридцать пять лет. Мои товарищи по кораблю — Бэннер, Дэй, Мэллон — все они давно умерли. Как они умерли? Старик совсем сбрендил и не мог сообщить мне ничего полезного. В ответ на большинство моих вопросов он лишь покачал головой и невнятно бормотал о чарах, демонах, заклятиях и Бароне.

— Я не верю в заклинания, — сказал я. — И я не слишком уверен, что верю в этого Барона. Кто он такой?

— Барон Тролльмастер из Филли[4]. Ему принадлежит вся эта страна, — старик сделал широкий жест рукой, — вплоть до Джерси.

— Почему он искал меня? Почему я так важен для него?

— Ты пришел из Запретного Места. Все слышали крики Малого Тролля, который стоит там на страже сокровищ. Если Барону удастся узнать секреты твоей силы…

— Тролль, черт возьми! Это не что иное, как Боло в автоматическом режиме!

— Как бы ни называлось это чудовище, все боятся его. У человека, который ходит в его тени, много маны. Но другие — те, что бегают стаей, как собаки, — разорвали бы тебя на куски, как демона, если бы смогли до тебя добраться.

— Ты видел меня там. Почему ты не выдал меня? И почему ты заботишься обо мне сейчас?

Он покачал головой — универсальный ответ на любой вопрос. Я попробовал зайти с другой стороны:

— Кто был тот тип в тряпье, с которым ты столкнулся на улице? Почему он подстерегал меня?

Старик фыркнул.

— Сегодня ночью его съедят собаки. Но забудь об этом. А теперь нам нужно обсудить твой план…

— У меня столько же планов, сколько у следующего на очереди в камере смертников. Не знаю, известно ли тебе, старина, но кто-то украл у меня весь мир, пока я спал.

Старик нахмурился.