— Так значит, здесь все начиналось? — шепотом спросила она.

— Да, — улыбнулся Мак-Лауд, — это моя родина. Вон за той горой, в долине, стояла наша деревня.

— Мне страшно при мысли, что все это было так давно.

— А ты не думай…

— Не могу не думать. Удивительный мир… Ты рядом и…

— Это совершенно другой мир, милая, и он остался только у меня в голове. Он живет и будет жить до тех пор, пока я дышу.

— А что происходит в том мире?

— У него своя жизнь. И если я сконцентрирую свое внимание, то смогу понять, что думают люди во всем мире. И в том, и в этом…

— Какой от этого прок? — спросила Бренда.

— Я помогу понять им друг друга.

— Сначала нужно выяснить, хотят ли они этого.

— Люди стремятся к объединению и взаимопониманию, Бренда…

— Тогда это здорово, — она прикрыла глаза ладонью, закрываясь от яркого солнца, и спросила: — А что я сейчас думаю?

— Ты? Ты думаешь, сможешь ли ты любить меня. А еще ты думаешь, каким я стал теперь.

— И каким же ты теперь стал?

— Я стал таким же, как ты. Таким же, как сотни и тысячи других людей на земле. Я могу состариться, я могу умереть, я могу иметь детей. И даже если я ошибаюсь — это не важно.

— Наверное, это будут наши общие дети.

Она потянулась к нему, но вдруг через их головы перепрыгнул из ниоткуда появившийся белоснежный конь.

— Ты можешь больше не слушать меня, старого напыщенного испанского индюка, — прозвучал издалека голос Рамиреса.

Скакун мгновение косил иссиня-черными глазами на целующихся людей, а затем вихрем понесся по зеленому лугу.