А распиздяев даже в армии хватает. А тут понятно дело, что военные сидят.

Я взялся за автомат — он все-таки с глушителем, и меньше шансов, что выстрел в доме переполошит народ снаружи. Пистолет-то точно будет слышно хорошо, а тут еще бабушка надвое сказала.

Пошел внутрь, перекатываясь с носка на пятку, прошел через прихожую и оказался на кухне. Тут все было проще, похоже: кухня, а потом еще одна дверь, которая вела в комнату. Вот там-то они и сидят. И дверь была приоткрыта.

— Блядь, жопой чую будет что-то сегодня, — услышал я негромкий голос из комнаты.

— Да с чего бы? — вопросом на вопрос ответил второй, визгливый.

— Так полный пиздец творится, — ответил первый. — Сперва в Дачном резню устроили, потом в Краснокаменке, да еще и те, что порядок приехали наводить, пропали. Даже сообщить ничего не успели. Точно что-то будет.

— Сидим на жопе ровно, — проговорил третий. — Мы тут для того и караулим, чтобы ничего не случилось.

— Ага, — сказал второй. — Скажите спасибо, что Лирик нас не отправил в Дачное. Слышали же пальбу, да и он вроде как хотел.

— Может, если пошли бы, то спасли пацанов, — сказал третий.

— Да, бля. Там за несколько минут все закончилось. Мы когда ехали, посмотрели трупы. Обгорело все, конечно, но было видно, что вошли и положили все. Поверьте мне, это не импортные. Это наш, российский спецназ.

— Почему?

— Да потому что только наши на такое способны. Не верю я, что импортные прошлись бы, и ни одного трупа не оставили бы своего.

— Ну, тело они забрать могли.

— Да пацаны даже в ответ не постреляли.

То, что их трое всего, мы и так знали, видели с улицы. А от, что они разговором заняты — это хорошо. Очень даже. Я показал Грому три пальца. Мол, на счет «три», а считает каждый сам у себя в голове.

Он кивнул, а я исполнил свой же приказ и рванулся внутрь.

Да, бандитов там оказалось действительно всего трое. Причем, солдат, потому что одеты они были не в спортивные костюмы и кожаные куртки, как это было принято у быков, а в камуфляж. Старый, правда, цифровую флору еще, но это нормально, у нас разве что в «березке» в армии не ходят. А «частники» так вообще сами выбирают, в чем им воевать.

Один сидел на стуле у окна, второй стоял у стены дальше, сложив руки на груди. Третий лежал на диване, заложив руки за голову. Что-то типа бодрянки, походу.

Тот, что у окна, обернулся, я увидел его распахнувшиеся глаза. Рванул с места вперед и тут же врезал ему прикладом, метя в ямку между затылком и позвоночником. Удар получился такой силы, что он ударился лицом в стол и замер.

Второй, у стены, рванулся к кобуре, понимая, что за автомат, который стоял рядом, он взяться не успеет, но я врезал ему ногой в грудь, отбрасывая назад. Тычок такой силы в солнечное сплетение сразу выбивает все желание сопротивляться.

Он опрокинулся обратно на стену, а я уже приставил глушитель автомата к его голове. Повернулся — да, Гром уже успел вырубить того, что на диване лежал.

— Вы кто такие? — просипел парень, которого я держал на мушке. Молодой совсем. Кричать он не мог, потому что задыхался и кашлял.

— В расход обоих, только тихо, — приказал я.

Гром вытащил нож. Ладно, он сам разберется, а мне этого в оборот пока надо взять.

Я схватил его за голову и ударил о стену, а потом завалил на дощатый пол, покрытый пыльным ковром. Вытащил из кобуры пистолет, отбросил его в сторону, после чего зажал рот. Успел заметить, как гвардеец перерезал глотку сперва первому, а потом второму.

Все. Разобрались с караулом. Теперь этого допросить надо.

— Правила будут простые, — жестко проговорил я. — Я спрашиваю, ты отвечаешь. Если будешь медлить, кричать или врать, я тебе делаю очень больно. Понятно?

Он не ответил, только бешено крутил испуганными глазами, осматривая меня. Я ударил его ладонью свободной руки по лицу, достаточно сильно. Так, чтобы привести в себя.

— Вопрос первый, — проговорил я. — Где ваши сидят?

Чуть отодвинул руку, чтобы в случае чего снова заткнуть ему рот. Он сперва вдохнул воздух, потом переглотнул, а потом открыл рот:

— Пошел на хуй! — крикнул он, но я тут же успел прикрыть его пасть ладонью. Просто чтобы не шумел.

— Ответ неправильный, — проговорил я. — Значит, будем по-плохому.

Положил ладонь ему на лицо, так, чтобы большой палец уткнулся в глазницу, и надавил. Сильно, но не так, чтобы выдавить глаз. Однако это все равно больно, причем очень. Проверено на себе. Он забился, замычал, задергался, но я все равно продолжил давить. Так продолжалось несколько секунд, после чего я отнял руку и повторил во второй раз:

— Где ваши сидят?

— Да пошел…

Снова заткнул рот, снова надавил на глазницу, но уже сильнее. Вот такой вот метод экспресс-допроса, когда под руками нет ничего, чем можно порезать или проткнуть допрашиваемого. Неплохой вариант на самом деле.

— Ты дурак что ли? — спросил я. — Ты ведь легко это прекратить можешь. Просто расскажи нам все, что нам интересно.

Еще несколько секунд, и я отпустил его. После чего наклонился ближе и спросил снова:

— В последний раз спрашиваю, потом выдавлю глаз на хуй. И за второй возьмусь. Где ваши сидят?

— В доме, — прохрипел он. — В доме дальше по дороге, в самом центре деревни. Кирпичный, двухэтажный, он тут всего один.

Все, спекся. Дальше все расскажет. А если нет, так я ему помогу немного снова.

А мне ведь часто таким приходилось заниматься. Что сейчас, после пробуждения, что раньше. Извлекать информацию, так сказать, хирургическими методами. Делать нечего, на войне постоянно приходится проворачивать такое. Что ж.

— Сколько вас? — спросил я.

— Пятнадцать человек, — ответил он.

— Пятнадцать? — переспросил я. — То есть в Краснокаменке сидело всего одиннадцать, а тут, в небольшом хуторе, аж пятнадцать?

— Местные присоединились, — ответил он. — Четверо. На испытательном сроке пока.

А вот это плохо. Если местные присоединились, то вполне может выйти так, что и остальные к «Воронам» лояльны. Хотя… Почему бы и нет? Если солдаты не особо тиранили местных, то вполне могли завоевать их симпатию. А для военных такой разброд и шатание, как для обычных бандитов, не характерны. Солдат ребенка не обидит, и все такое.

Но с другой стороны… Те, которых мы встретили в городе, ведь