— Сколько времени выдержим? — спросил барон.

— Зависит от интенсивности обстрела, — ответил Дитрих. — Если бить по одному месту постоянно — неделю, может две. Если распылять огонь по всей стене — месяц, может больше.

Курт Ронингер кивнул:

— Главное — не дать им сосредоточиться на одном участке. Вылазки, рейды, тревожить их постоянно.

— Именно, — согласился Дитрих. — Городская стража — двести человек. Хорошо обучены, дисциплинированы. Ополчение — пятьсот-шестьсот. Обучение идет, но времени мало.

— Дайте нам неделю, — попросил Дитрих, — хотя бы неделю, и из ополчения выйдет что-то путное.

— У нас нет недели, — напомнил барон. — Два дня.

— Тогда научим основам, — вздохнул Дитрих. — Как держать пику, как стоять в строю, как не убежать при виде врага.

Бранибор Каменски глухо стукнул здоровенным кулаком по столу: — «Железные Волки» возьмут восточный участок. Там стена слабее, как говорит инженер. Мы — тяжелая пехота. Держать стены — наша работа.

Капитан Мессер поморщился, как от зубной боли: — Терпеть не могу осады. «Алые Клинки» не годятся для стен. Мы конница. Но можем делать вылазки, бить по обозам, уничтожать осадные машины, пока их везут.

— Встанем, где скажут. — пожал плечами Курт Ронингем: — но предпочтительнее главные ворота и северную башню. Это самые важные точки. Если враг прорвется через ворота — город пал.

Барон кивал, слушая. Потом поднял руку:

— Господа, я принял решение. Общее командование обороной передаю командиру Курту Ронингеру. Городская стража и ополчение переходят под его начало.

Дитрих вздрогнул, но промолчал.

— Командир Ронингер, — продолжал барон, — у вас самый большой опыт осад. Вы видели, как города падают и как выстаивают. Вам решать, где ставить людей, когда делать вылазки, как распределять силы.

Курт медленно кивнул: — Принимаю, милорд. Но у меня условие.

— Говорите.

— Все приказы исполняются без споров. Если я скажу сжечь дома за стеной — сжигают. Если скажу повесить мародера — вешают. Если скажу отправить женщин и детей в подвалы — отправляют. В осаде нет времени на обсуждения. Есть приказ — есть исполнение.

Барон посмотрел ему в глаза:

— Согласен. Но помните: это мой город. Эти люди — моя ответственность. Не превращайте Вардосу в лагерь для военнопленных.

— Не превращу, — пообещал Курт. — Но и баловать не буду.

Барон кивнул:

— Тогда решено.

Дитрих сжал челюсти, но кивнул. Он понимал: в осаде нужен профессионал, а не городской стражник, пусть и опытный.

Барон откинулся на спинку стула:

— Осталось еще кое-что. Дитрих, ты докладывал о странных происшествиях в городе?

Командир стражи кивнул:

— Да, милорд. Последние дни участились кражи. Мелкие — еда, одежда. Но нашли странные символы на стенах домов. Рисованные углем или краской.

— Какие символы? — спросил Морау.

— Круги, кресты, какие-то руны, — ответил Дитрих. — Наши писари не смогли опознать. Может, это метки агентов Арнульфа. Может, просто хулиганы.

— Арестовали кого-нибудь? — спросил барон.

— Несколько подозрительных, — кивнул Дитрих. — Допрашивали. Двое не выдержали, умерли. Остальные ничего не знают. Или очень хорошо обучены молчать.

Отец Бенедикт нахмурился:

— А слухи о… некромантии? Это правда?

Дитрих неловко кашлянул:

— На старом кладбище действительно разрыли могилу. Свежую. Нашли лопату рядом. Труп пропал. — он отвел взгляд в сторону, стараясь не смотреть на Генриха. На пару секунд повисло тяжелое молчание.

Генрих медленно поднялся, его лицо было искажено яростью и болью: — Найдите… найдите того, кто это сделал. — Голос его был тихим, но страшным. — И сожгите. Медленно. Я сам подам факел.

Отец Бенедикт встал, его лицо было суровым:

— Некромантия — тягчайшая ересь. Мерзость перед Богом. Церковь требует костра для того, кто осмелился осквернить покой мертвых.

Магистр Морау нахмурился:

— Отец Бенедикт, прежде чем кричать о кострах, давайте разберемся. Я лично осмотрел то место. Никаких магических кругов. Никаких следов ритуалов. Никаких жертвоприношений.

— Но труп пропал! — возразил священник.

— Мог кто-то украсть для опытов, — спокойно ответил Морау. — Студенты иногда так делают. Незаконно, конечно, но случается. Для анатомических исследований.

Генрих вскочил, опрокинув стул:

— МОЯ ДОЧЬ НЕ МАТЕРИАЛ ДЛЯ ОПЫТОВ!

— Генрих, сядь, — твердо сказал барон. — Пожалуйста.

Торговец дрожал, но опустился обратно на стул. Прикрыл лицо руками.

Курт Ронингер, который до этого молчал, вдруг спокойно произнес:

— А если это действительно некромантия?

Все повернулись к нему.

— Если некромант и правда есть… — Курт оглядел собравшихся, — в осаде он бы… пригодился.

Взрыв возмущения:

— ЕРЕСЬ! — взревел отец Бенедикт.

— ВЫ ПРЕДЛАГАЕТЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ТОГО, КТО ОСКВЕРНИЛ МОЮ ДОЧЬ⁈ — закричал Генрих.

— Некромантия запрещена под страхом смерти! — добавил Дитрих.

Курт невозмутимо продолжал:

— Я просто констатирую факт. Некромант может поднимать мертвецов. Убитый враг или союзник встанет и будет драться за нас. Это удваивает, утраивает наши силы. И ослабляет противника. Хороший некромант — это сила.

Бранибор угрюмо кивнул:

— В северных землях некромантов не жгут. Используют. Народ их боится, да. Но на войне страх — тоже оружие.

Магистр Морау медленно, взвешивая каждое слово, сказал:

— Если некромант смог поднять труп без магических кругов, без ритуалов, без жертв… то он уникально одарен. Возможно, единственный такой в королевстве.

Он сделал паузу:

— Такой талант… в обороне города… бесценен.

Генрих встал, бледный, трясущийся:

— Вы все… вы все сошли с ума! Это моя дочь! МОЯ ДОЧЬ! Не оружие! Не инструмент!

Отец Бенедикт твердо сказал:

— Церковь не может одобрить некромантию. Если найдем виновного — костер. Это закон Альберио. Это закон Бога.

Барон Хельмут долго молчал. Все ждали его решения. Наконец он заговорил:

— Пока виновный не найден — не о чем говорить. Дитрих, продолжай поиски. Тихо. Без паники. Если найдешь — доложишь мне лично.

Он повернулся к отцу Бенедикту:

— Никаких костров без моего личного приказа.

— Но закон- начал священник.

— Я СКАЗАЛ — БЕЗ МОЕГО ПРИКАЗА! — гаркнул барон, и все вздрогнули.

Отец Бенедикт сжал челюсти, но кивнул. Недовольно, но кивнул. Морау удовлетворенно кивнул. Генрих опустился на стул, закрыл лицо руками. Плечи его мелко вздрагивали. Барон встал, опираясь руками о стол:

— Господа. Времени нет. Вот мои решения. — он говорил четко, отрывисто: — Первое. Ворота открыты еще сутки. Впускаем всех беженцев, кто успеет. Потом закрываем намертво.