Под пристальным взглядом зарумянилась, как майская роза.

Я улыбнулся.

Она смущенно улыбнулась в ответ, опустив глаза.

Ай да Монгол, ай да сукин сын.

Серьезно? Я ей нравлюсь? Вот такой, небритый и с кровавыми наклейками на груди?

Вот и пойми после этого женщин.

Я глубоко вздохнул.

И тут почувствовал боком чей-то тяжелый недобрый взгляд.

Повернув голову, столкнулся глазами с Женькой.

Она смотрела на меня с таким презрением, будто я пуделя у нее на глазах задушил.

Я вопросительно приподнял бровь. Чего тебе надобно, Зелень?

Та отвернулась. Поправила полу белого халата на тощей коленке.

Наконец за ней и Егором пришла немолодая дама прежней формации, с пучком и в очках. И они втроем ушли вдоль по коридору навстречу анализам.

Девушка с ресепшена подошла ко мне минут через пятнадцать.

— Профессор только что отзвонился, с минуты на минуту он будет здесь. Пойдемте, я провожу вас в его кабинет.

Я кивнул. Поднялся. И последовал за своим миловидным проводником в увлекательный мир магнитно-резонансной томографии, нейрограмм и прочих мозгографий, с помощью которых у меня в голове должны были отыскать чудо-устройство.

С одной стороны, мне и самому было любопытно, что покажут исследования.

А с другой — становилось как-то тревожно.

Из-за того, как именно и при каких обстоятельствах вся наша компания вывалилась из рифта, мне волей-неволей пришлось рассказать Данилевскому про интерфейс. Просто, потому что придумать самому какое-то адекватное объяснение случившемуся у меня бы фантазии не хватило.

Но теперь меня не на шутку занимал вопрос: что, если устройство можно извлечь? И как поступит мой новый начальник, если вдруг окажется, что ценой такого извлечения должна стать всего-то дыра в моем сером веществе эдак в пару квадратных сантиметров?..

Глава 12

Закон джунглей

Моим доктором оказался невысокий худощавый господин лет пятидесяти с военной выправкой и титановой пластиной вместо черепа с правой стороны. Двигался он медленно, чинно. Говорил еще медленней и как-то настолько невыразительно, будто хреновая электронная озвучка зачитывала текст.

Просветив мою бедную голову вдоль и поперек, он принялся рассматривать снимки на большом мониторе, попутно жалуясь монотонным, невыразительными голосом, что работать с такими, как мы, для него невообразимая мука, поскольку понятие «нормы» для мутантов не существует.

— Изучение ваших мозгов ломает мозги адептам академической медицины, — неторопливо рассказывал он мне, пристально изучая трехмерную модель содержимого моей черепной коробки. — Вам-то все равно, а нам приходится с этим жить.

— А нам с этим жить не приходится? — с усмешкой спросил я.

— Кому-то приходится, кому-то нет… — не меняя своего сосредоточенного выражения лица, проговорил Виктор Ильич. — К примеру, есть у меня один пациент с доброкачественным новообразованием. Причем размеры ее были, прямо скажем, весьма внушительные. Я провел мини-консилиум, и мы решили провести операцию и удалить эту штуку. Операция прошла успешно… А парень в итоге потерял одну из своих дополнительных способностей. Впоследствии она восстановилась — вместе с опухолью. Новообразования размером два-три миллиметра — вообще стандартная проблема людей вашей профессии. Такие дела… У меня самого, как видите, с головой тоже не все хорошо. Знаете почему?

— Тоже какая-то опухоль? — предположил я.

Доктор усмехнулся.

— Обычно я отшучиваюсь, что поставил себе титановую вставку после неудачного нападения недовольного больного. Но вам скажу: на самом деле у меня одна половина мозга больше, чем другая. Это врожденное. Выглядит как гемимегалэнцефалия и по идее должно сопровождаться всевозможными неприятными отклонениями, однако я не страдаю ни одним из них. А все почему? Потому что критерии нормы старой медицины устарели, — протянул он, увеличивая до безобразия мой снимок. — Мутируете не только вы. Но и все мы. Человечество переживает новый виток эволюции, стремительно и неудержимо… — нахмурился Виктор Ильич. — И знаете, что самое странное?

— И что же?

— А то, молодой человек, что я не вижу у вас никаких патологических признаков. Вообще. Ваш мозг противоестественно нормален. Я вижу только небольшое воспаление внутреннего уха, и на этом все. Однако должен предупредить вас, что в том случает, если у вас в анамнезе имеется, к примеру, регенерация или что-то еще подобного рода, это может существенно затруднить диагностику, поскольку некоторые явления мы можем отследить исключительно по косвенным признакам, коими являются микроотеки, кровоизлияния, воспалительная реакция и прочее, что тут же гасится вашими способностями.

Теперь уже озадаченно нахмурился я.

Да у меня там какая-то хрень сидит размером с фасолину, какие к черту «косвенные признаки»!

Или… уже не сидит?

Я невольно посмотрел на свои пальцы, вспоминая то странное ощущение, будто твердый предмет стал в моей руке жидкостью и буквально втек в слуховой проход.

— Некоторые явления — это какие, например?

— Да какие угодно, — развел руками Виктор Ильич. — Яд, микроскопические простейшие, личинки в миграционной фазе…

У меня аж ком к горлу подступил, когда я вспомнил, какие личинки видел недавно.

Не дай бог что-то похожее живет теперь в моей голове!

— Однако у вас… — кивнул доктор на мои пластыри на груди. — нет регенерации, насколько я могу судить.

— Ошибаетесь, — вздохнул я и отлепил один из них, демонстрируя свежий шрам. — Раньше не было. Теперь — есть.

— Да? Очень любопытно, — сцепил он руки в замок, уставившись на меня с тем же пристальным вниманием, с которым только что рассматривал снимок. — Господин Данилевский сказал, вы перенесли какое-то специфическое внешнее вмешательство, которое по его предположению должно было сопровождаться видимой травмой, наличием инородных предметов и прочими интересными эффектами.

— Я тоже так думал.

— В самом деле?.. — задумчиво протянул Виктор Ильич. — А знаете что? — оживился вдруг он, будто обрадовавшись какой-то внезапной идее. — А давайте вскроем вам черепную коробку?

— Что? — оторопело переспросил я.

— Некоторые процессы и явления бывает крайне сложно определить традиционными методами… — оживленно заговорил Виктор Ильич, которому явно очень понравилась мысль раскроить мне череп.

— Я категорически против, — заявил я.

— Ну что вы, молодой человек, — обиженно проговорил доктор. — Посмотрите на эти руки! Знаете сколько трепанаций и посмертных вскрытий они сделали?

Я уже хотел возразить, что этот факт, безусловно прекрасный сам по себе, ничуть не вселяет в меня оптимизма и желания показать внешнему миру всю красоту моих процессов и явлений, как услышал за дверями шум и резкие мужские голоса.

Я замер, прислушиваясь.

Доктор тоже повернул голову на шум.

— Что там еще такое?.. — недовольно проговорил он, поднимаясь со своего места.

Дверь в кабинет распахнулась, и к нам влетел один из охранников, в шлеме, бронике и с черным пакетом в руках. Из дыры в пакете наружу торчал окровавленный клинок, который Женька принесла