— Нет, что вы! Для пикника у меня много хороших мест поближе, где агрессивные посторонние не бегают, да и выезжать на них я предпочитаю со своими жёнами.

— Ладно, хоть немного совести осталось. Но я вот о чём: уже не первый раз и не без моего участия ваш день рождения проходит в, мягко говоря, странной обстановке. Хоть умысла такого у меня не было, да и сделанного не воротишь, но немного извиниться хочу. Да и сегодня у нас разговор не очень задался. Поэтому приглашаю вас сегодня на семейный обед. Саша тоже хотел бы с вами что-то обсудить по автомобилям, так что предупреждаю: строго после обеда, а то вы оба личности увлекающиеся. И младшая моя будет рада вас видеть.

— Польщён, Ваше Величество.

Больше ничего выдавить из себя не смог. Чтобы было понятнее, как для деда: приглашение на трапезу к Государю само по себе считается не только знаком внимания, но и наградой. Более того, есть целая иерархия подобных приглашений, начиная от «завтрак в присутствии государя» через «присутствие на завтраке Августейшего семейства», где могут, например, чаем угостить, и до обеда в присутствии Государя и членов семьи. Вроде как самым почётным считается именно обед, а знаком высшего личного расположения — ужин. А приглашение именно на семейный обед, где собираются все присутствующие на месте члены семейства и обычно не предусматривается присутствие посторонних в принципе, это и вовсе… Или вне иерархии, или где-то около самой её вершины. Так что да, я был очень сильно польщён.

— Когда мне быть готовым?

— Да прямо сейчас и пойдём — время уже почти обеденное, пока дойдём, как раз подойдёт, наряд на вас вполне подходящий…

Про сам обед не могу сказать вообще ничего. Очень уж я нервничал и переживал, не то, чтобы кусок в горло не лез, сидеть истуканом было бы невежливо, но вот что именно я ел — понятия не имею. Всё вспоминал застольный этикет, а тут ещё и Александр Петрович, которого я взял себе за образец, на предмет что, чем и как есть, оказался уличён в использовании не той вилки. И ведь учил это всё, но теперь в голове перепуталось всё, что могло. И ведь не первый раз встречаюсь и с Государем, и с его Наследником, и с младшими Великими княжнами. Цесаревич парировал замечание второй супруги отца аргументом, что ею удобнее, а мы не на приёме. Но что дозволено сыну и наследнику Императора, то провинциальному барону… Пусть даже последнего и пригласили за царский стол. А ещё нужно было беседу поддерживать, как минимум — отвечать на задаваемые мне вопросы! При этом помнить, что о делах за столом нельзя, и ряда других тем также следует избегать категорически.

После обеда стало легче: мы с Его Императорским Высочеством отправились в небольшой не то салон, не то кабинет, где он на самом деле задал несколько вопросов по сделанному для него «Жабычу» и различиям его конструкции с РДА. И вопросы были грамотные, точнее — прочувствованные на личном опыте, и собеседник попался понимающий… В общем, через полчаса Анна Петровна прервала нас в разгар обсуждения, вызвав явное недовольство брата. Но её слова о том, что нельзя быть эгоистом и я ей тоже нужен парировать оказалось нечем, так что идею пойти в гараж и попробовать кое-что на практике пришлось отложить на неизвестное будущее.

Великая княжна хотела похвастаться своей аранжировкой песни «Ветер знает». Правда, для начала требовалось распеться, и она с тоской в голосе начала выводить гаммы. Немножко удивительно, что она не сделала это до того, как отбирать меня у старшего брата, но мало ли, вдруг, у неё было какое-то другое занятие? Я извинился, что перебиваю, и обратился к педагогу:

— Есть одна распевка, более интересная, чем гаммы, её в Могилёве профессор Лебединский уже взял в работу. Могу предложить её и вам, по моим ожиданиям, вашим ученикам и ученицам должно понравиться.

Имя профессора имело вес и здесь, причём не только как популярного исполнителя, но и как педагога, так что разрешение я получил и научил Анну Петровну песенке про ворону, заодно объяснив и ей, и наставнице смысл того, где надо петь на повышение, где — на понижение. А потом ещё и про кота на пальме.

— Эта вторая, во-первых — бесконечная, можно тренироваться аж пока совсем не надоест, во-вторых, её можно петь вообще как угодно, за счёт примитивности стиха.

Для подтверждения спел про кота сперва в быстром танцевальном ритме, потом в медленном и даже заунывном, под романс, а закончил и вовсе в жанре строевой песни или марша. Анне Петровне оба новых рабочих инструмента очень понравились, настолько, что она чуть не забыла про то, зачем звала изначально. Аранжировка, кстати, оказалась так себе. Стараясь добавить своей любимой романтики, она добавила томности и заунывности, что песню совсем не украсило. К счастью, от меня рецензия не требовалось, а то я не знаю, как бы выкручивался. Похоже, девушка сама поняла, что это что-то не то и быстро перевела тему.

К вечеру устал так, что еле нашёл силы позвонить домой и рассказать, как прошёл день — без подробностей насчёт награждения, состоявшегося и ожидаемого, а также полученного задания. Незачем лишнее болтать, как мне кажется. Сказал только, что Государь доволен результатом поездки и я вернусь домой не с пустыми руками, а также о том, что у Петра Алексеевича есть ко мне ещё одно поручение. Ну, и предупредил, что задержусь ещё на пару дней. На вопрос, на сколько именно, пришлось признать, что я и сам не знаю: надо и копии оглашённых Государем Указов дождаться, да и вообще — не отпускал он меня пока.

На следующий день я помогал Семёну Аркадьевичу с расчётом расходов на экспедицию. И просто счёл