Представители гильдий заняли места ближе к концу стола. Генрих Линденберг, глава Малой торговой гильдии, выглядел неважно. Смерть дочери состарила его на десять лет. Лицо осунулось, глаза покраснели от бессонницы и слез, руки мелко дрожали. Он был одет в простой черный камзол без украшений — траурные одежды. Но он пришел. Долг перед городом был сильнее личного горя.

Рядом с ним сидел мастер Готфрид Шмидт, глава гильдии ремесленников. Жилистый мужчина за пятьдесят, с обожженными руками кузнеца и прямым, открытым взглядом. На нем была простая рабочая одежда — кожаный фартук поверх холщовой рубахи, штаны с подтяжками.

Дейн Арнольд Кройцманн, глава Большой торговой гильдии, был полной противоположностью Шмидту. Толстый, в дорогом расшитом камзоле, с золотыми кольцами на пальцах и тяжелой цепью на шее. Самодовольное выражение лица, которое обычно украшало его физиономию, сейчас сменилось на озабоченное. Даже он понимал: если город падет, все его богатства не будут стоить ничего.

Единственной женщиной за столом была фрау Хильдегарда Вебер, старшина гильдии портных и ткачей. Сухощавая женщина с острыми чертами лица и еще более острым языком. Седые волосы были собраны в тугой узел, на ней было строгое темное платье без украшений. Она держалась с достоинством, не робея перед военными и аристократами.

В углу, у стены, стоял мастер Людвиг Циммерман, главный городской инженер. Невысокий человек с вечно обеспокоенным выражением лица, в запыленной рабочей одежде. В руках он нервно тискал свернутые чертежи городских укреплений.

Барон Хельмут поднял голову, окинул взглядом собравшихся и тяжело ударил кулаком по столу. Разговоры мгновенно стихли.

— Господа, — его голос был хриплым от усталости, но твердым. — У нас нет времени на долгие речи. Политические игры закончились. Арнульф решил привести восток к покорности силой. Капитан Мессер только что вернулся с разведки. Капитан, доложите.

Райнхольд Мессер встал, опираясь руками о стол. На его плаще виднелась свежая дорожная грязь, лицо было покрыто пылью, под глазами — темные круги. Он говорил четко, по-военному кратко:

— Милорд, армия Арнульфа на марше. Основные силы — пехота, обозы, осадные орудия — находятся примерно в четырех-пяти днях пути от Вардосы. Возможно, это займет у них неделю, если пойдут дожди и дороги размоет. — Он сделал паузу, оглядел собравшихся: — Но передовые отряды — уже гораздо ближе. В двух днях пути. Может быть, в трех, если нам повезет. Но я бы на это не рассчитывал. У них свежие кони. Сытые.

— Передовые отряды? — переспросил Дитрих, наклоняясь вперед. — Кто такие? Сколько?

— Легкая конница, — ответил Мессер. — Около тысячи всадников, разбитых на десятки мелких рейдовых групп. По пятьдесят-сто человек в каждой. Они движутся широким фронтом, прочесывая всю местность. Плюс две сотни тяжелых «Крылатых».

— Что они делают? — спросил барон, хотя по его лицу было видно, что он уже знает ответ.

— Они жгут деревни, милорд. Методично. Систематически. — Мессер указал на карту, где уже были отмечены сожженные поселения. — Вчера горела Линденау. Сегодня утром мои разведчики видели дым над Крыжовицами. К вечеру огонь дошел до Старого Мельника.

Фрау Вебер всхлипнула, прижав руку ко рту: — Линденау? Там же моя сестра… Её муж, трое детей…

Мессер посмотрел на нее с сочувствием, но голос его остался бесстрастным:

— Мои разведчики осмотрели то, что осталось от Линденау. Деревня пуста. Дома сожжены дотла. Но тел мы не нашли. Люди бежали. Кто успел.

В зале повисла тяжелая тишина. Слышно было только потрескивание факелов и тихое шипение свечей.

— Сколько у нас времени? — спросил барон, прикрывая глаза: — До того момента, как они дойдут до наших стен?

Мессер выпрямился: — Передовые отряды — два дня. Может три. Они не возьмут город в осаду — это легкая конница, не осадная армия. У них нет ни таранов, ни требушетов, ни лестниц для штурма. Но они перережут все дороги. Окружат город. За стены без серьезной военной охраны уже никто не выйдет и не войдет. — Он сделал паузу. — Ворота придется закрыть в ближайщее время. Наглухо.

— А основные силы? — уточнил Дитрих. — Когда они подойдут?

— Четыре-пять дней, неделя от силы, — ответил Мессер. — Пехота движется медленнее. Плюс обозы, осадные орудия, все это нужно тащить по разбитым дорогам. По моим оценкам, у Арнульфа около восьми тысяч человек. Может быть, десять. Точную цифру назвать не могу — колонна растянулась на несколько миль.

Бранибор Каменски присвистнул — низко, протяжно: — Десять тысяч. Серьезная сила. — Он посмотрел на Дитриха. — А у нас сколько?

Командир городской стражи откинулся на спинку стула, его лицо было мрачным: — Городская стража — двести человек. Обученных, вооруженных, с боевым опытом. Ополчение — еще пятьсот, может быть, шестьсот. Но это ремесленники, торговцы, крестьяне с окрестных хуторов. Половина из них в жизни не держала в руках оружия.

Он повернулся к остальным: — Наемники — сколько у вас?

Курт Ронингер ответил первым, спокойно и без эмоций: — «Черные Пики» — сто двадцать человек. Все обучены, все с боевым опытом. Пятьдесят пикинеров, тридцать алебардщиков, двадцать арбалетчиков, двадцать мечников. К ним — трое обученных боевых магов Третьего Круга. Вода, Огонь, Земля.

— «Железные Волки» — девяносто. Тяжелая пехота. Щиты, длинные пики, мечи. Хороши в строю, хороши для удержания стен. У нас магов нет, это дорого. — говорит Бранибор и поправляет топор, висящий на поясе.

Капитан Мессер добавил: — «Алые Клинки» — шестьдесят всадников. Легкая кавалерия. Лучшие сукины дети в десяти тысяч миль от Вардосы, быстрые и дерзкие. Не годимся для обороны стен, но можем делать вылазки, бить по обозам, тревожить осаждающих.

Дитрих быстро считал в уме, шевеля губами: — Всего… около тысячи бойцов. Из них триста двадцать — профессионалы. Остальные — городская стража и ополчение. — Он поднял глаза на барона. — Против десяти тысяч. Соотношение десять к одному.

Повисла тишина. Все понимали, что это означает. В полевом бою такое соотношение — самоубийство. Даже за стенами шансы были невелики.

Курт Ронингер нарушил молчание. Его голос был спокоен, почти равнодушен: — Солдат солдату рознь. И не такие ставки играли. В поле… в поле нас бы смяли и раздавили. Да мы бы и не вышли в поле против них. — Он сделал паузу, оглядел присутствующих: — Но