— Ты перед завтраком мог бы и умыться, — с плохо скрываемым раздражением проговорил Аркадий. — Не в хлеву сидим.

Странно. Я как раз умылся перед тем как прийти сюда. Похоже, мой внешний вид всё-таки оставлял желать лучшего. Впрочем, я не слушал опекунов. Да и опекунами они были для Тимоши, а не для меня.

Я ел жадно и с наслаждением. Куриный суп был для меня роскошью, жаркое из свинины — даром богов. Каждый кусок — солёный, мягкий, приправленный — обжигал не только рот, но и душу. Я вёл себя как дикарь и мне было всё равно.

— Устроил ты себе подарочек, — протянул Аркадий. Он глядел на меня поверх бокала.

— Давно пора было послать его к князю Мстиславскому, — заверещала Анна Михайловна, хватая мужа за локоть. — Училище его образумит. Может, и толк выйдет. А если нет… Ну, хотя бы сгинет с честью.

Судя по тому, что оба опекуна не взялись допрашивать меня, весть об утреннем инциденте до них ещё не дошла. Может, местные детишки опасались говорить правду, а может, боялись меня. Нынешнего меня.

— А где Саша? — дежурно спросила Лена.

Она перебирала руками тканую салфетку и очень старалась сохранить в голосе равнодушие, но получилось слабо. Чувствовалось волнение.

Я взял бокал с янтарной жидкостью и постучал по нему ножом. Раздался звон стекла и все замерли. Я поднялся и обвёл взглядом своих «родственничков».

— За мой день рождения!

В моём голосе не было никаких эмоций. Ни радости, ни злости, ни обиды.

Я не собирался задерживаться в этом доме. Ведь теперь я был совершеннолетним. Мне ещё предстояло заглянуть в письмо, чтобы узнать, куда мне предстояло отправиться. Да, сегодня я сражался грязным стилем — стилем наёмника, не ратника. Но я победил и выжил, а значит, мог стать сильнее.

Этого вряд ли хватит, чтобы впечатлить вольного воина-ратника. Впрочем, они всегда сами делали выбор. Какие бы испытания мне ни предстояли, у Захаровых я прозябать не планировал.

— И за последнюю кровь Темниковых, — добавил я.

Лица у всех за столом побледнели и осунулись. Аркадий крепко сжал кулаки, но я залпом осушил бокал, развернулся и ушёл. Молчание позади так и не нарушилось — лишь висело в воздухе тяжестью, как после церковного набата.

Я вновь поднялся по лестнице на второй этаж и заглянул в соседнюю дверь от моей комнаты. Это как раз была ванная.

К моему удивлению, я обнаружил, что вода в бадье была набрана. На меня пахнуло горячим паром. Я не собирался отказываться от возможности сполоснуться и смыть с себя грязь и усталость. Возможно, Лена распорядилась. Никто, кроме меня, всё равно не пользовался этой комнатой, обычно растапливали баню.

Я зашёл внутрь, снял рубаху и она, как дохлая рыба, шлёпнулась на пол. Взглянул на рану на груди. Рубец за короткое время успел неплохо зажить. Думаю, что вскоре останется только шрам. Я сбросил штаны и остался нагой. Здесь, на втором этаже, я слышал голоса с кухни, шарканье ведра дальше по коридору и удары дождя по подоконнику.

Я медленно залез в воду. Кожу с непривычки обожгло, но всё тело почти сразу выдохнуло. Грязь разошлась небольшими разводами и облачками по воде. Я закрыл глаза, задержал дыхание и опустился на дно, в тишину и покой. Когда я вынырнул, то услышал стук в дверь.

Вряд ли это пришли из-за гибели Саши, думаю в этом случае ко мне врывались бы вихрем. Стук был слишком мягким. Я не ответил, лишь молчал и наслаждался покоем. Стук повторился.

С той стороны раздался нежный девичий голос:

— Барин… вы живы?

Я вздохнул и вылез из воды, не торопясь обмотался полотенцем, дошёл до двери и распахнул её. Наружу хлынул поток пара. На пороге стояла девка — рыжая, кудри рассыпались по плечам, лицо усыпано россыпью веснушек. Широкие бедра и полная грудь были обтянуты платьем из дешёвого ситца. Оно прижималось к её телу, как будто было немного мало. Её янтарные глаза метнулись на мой торс, остановились на шраме, а затем поднялись вверх, на лицо. В её взгляде не было испуга.

Она улыбнулась:

— Простите, барин, мне велено… — на мгновение девица замялась, словно не знала, что сказать, — … помогать.

Я знал горничных и служанок в этой усадьбе. Не всех, конечно, но большинство. Не по имени, в лицо. А вот эту девку не помню совсем. Но не запомнить её я не мог — уж больно хороша собой.

— Как звать? — спросил я.

— Марфа, — ответила она, облизнув полные губы.

— Ну, помогай, — ответил я и отступил.

Она зашла внутрь и закрыла дверь. Я прошёл к ванной, смахнул полотенце и залез в воду.

Марфа тут же оказалась рядом с медным тазом и кувшином.

— Лей, — приказал я.

Она приблизилась сзади, почти вплотную. Её аромат отличался от привычного запаха кухни или трав, характерного для прислуги. В нём угадывались сладковатые нотки с лёгкой свежестью, напоминающие карамелизированное яблоко.

Тёплая вода хлынула мне на плечи. По позвоночнику прошёл жар. Марфа царапнула спину ногтями — не сильно, а, скорее, игриво.

— Странный вы сегодня, барин, — прошептала она.

Я почувствовал её тёплое дыхание у самого уха. Волна жара пробежала по телу — оно само отзывалось на сигналы, посылаемые Марфой. Впрочем, я сдерживаться не хотел.

Я вылез из ванны и подошёл к ней вплотную. Она не отступила. Тонкие пальцы легли мне на грудь, рядом со шрамом. Руки Марфы были мягкими, без мозолей. А касания нежными, как у молодых аристократок. Она шагнула ближе. Я почувствовал мокрую ткань её юбки. Её губы коснулись моей кожи под ключицей. Её движения были отточенными и уверенными, и каждое из них вызывало во мне волну жара.

Я подхватил её на руки и выскочил в коридор. Мне было плевать, увидит ли кто-нибудь. За мной оставались влажные следы ног на дощатом полу. Но в коридоре никого не было. В голове шумела кровь, сердце выбивало звуки марша. Я ворвался в комнату. Не помню, как я открыл дверь и захлопнул её. Я был голоден, несмотря на завтрак.

Мы рухнули на кровать, и Марфа взобралась на меня, села верхом. Юбка задралась до пояса, а грудь, выскользнув из платья, обнажилась. Я чувствовал жар её тела. По её коже пробежали мурашки, и она прижалась ко мне и мягко прошептала на ухо:

— С днём рождения.

Она выгнулась почти по-кошачьи, и я увидел, как из её рукава выскользнул клинок — маленький и изящный, как шпилька.