мастера сейчас готовят костюмы для императорской семьи, — Вадим наклонил голову, как бы в смущении. Мэр с супругой переглянулись. 
— Пройдемте, что мы на ногах, любезнейший, — предложил Яким и повел гостя и итальянца за один из столиков в салоне.
 Зал заведения сделали просто: деревянная мебель, покрытая лаком, широкие ковры несколько столиков, окруженных мягкими креслами, на стене висело большое зеркало, в центре поставили закуски к чаю.
 — Вадим Борисович, пожалуйста, расскажите, как вы оказались здесь? — с придыханием спросила госпожа Солоторова.
 — Я даже не знаю, стоит ли омрачать такой хороший день, такой печальной историей, — Вадим мягко сел на кресло, но оно все равно жалобно заскрипело.
 — Конечно, конечно стоит, — заявил мэр.
 — Дело в женщине? — влез в разговор итальянец.
 — В девушке, — поправил его Вадим, — в наше светлое будущее вмешались ее родители.
 Вадим выдержал драматическую паузу, позволяя слушателям грустно вздыхать.
 — Поэтому я решил посвятить себя самой большой любви — работе.
 — Вы так молоды, еще найдете счастье, — авторитетно заявил Яким.
 — Уверен, что найду ее в этом краю, — ответил улыбкой Вадим, — а скажите, как вы отдыхаете? А то я только на работе провожу время и даже не успеваю тратить заработанное.
 В конце Вадим засмеялся, а местные переглянулись.
 — Дорогая, погуляй, пожалуйста, — мэр отослал жену, а сам подвинулся к гостю, — вы азарты, Вадим Борисович?
 — Не без этого, — улыбнулся Вадим.
   Глава 12
  — Да, Вадим Борисович, вам бы не играть, а просто деньги раздавать, — посмеялся мэр, убирая стопку купюр в карман.
 Вадим развел руками и повернулся к слуге, чтобы заказать:
 — Дорогой, всем вина, угощаю!
 Его слова салон встретил с ликованием. Ну еще бы, где бы они нашли такого щедрого гостя, который бы за вечер спустил пять тысяч.
 — Вадим Борисович, вы главное не обижайтесь, мы люди искошенные до вечеров, особенно с такими гостями, кто из самой столицы к нам, — осторожно заявила жена мэра.
 — На самом деле друзья, я думаю, что это только начало и нам обязательно нужно собраться еще раз, — Вадим улыбнулся и взял принесенный бокал, — я ведь приехал не один, а с дорогим другом. Майор Захарченко, с которым мы вместе пленили Черкесского предводителя. Буду сердечно рад, если вы и ему окажите столь же теплый прием.
 По алчному блеску в глазах у местной публики Вадим видел, какой прием они готовятся оказать, поэтому продолжил:
 — На сегодня, думаю, что мы закончим игру, я большую часть денег оставил в багаже, но в следующий раз…
 — Вадим Борисович, какие вопросы? Мы будем рады! — заверил его мэр и разговор продолжился на более легкие темы. Сегодня вечером они только прощупывали нового горожанина, узнавали его границы дозволенного, размер капитала, ведь у многих на руках еще были незамужние дочери, сестры или тети, а тут такой приз сам в руки приехал.
 Итальянец несколько раз порывался остановить нового делового партнера от необдуманных шагов, но каждый раз Вадим его мягко останавливал.
 Разъезжались все в хорошем настроении, все кроме Вадима. Он ехал в отличном, вспоминая старую поговорку: «Timeo Danaos et dona ferentes»[1].
 Следующую встречу, а вернее прием решили провести в поместье у мэра города. Яким Солоторов захотел собрать всех видных людей с округи и даже написал письма друзьям в соседних районах, ведь к нему на жительство приехала птица крупного полета.
 * * *
 Захарченко встретил Вадима в номере.
 — Миша, ты еще не в Екатеринославле?
 — Это не нужно, даже немного обреченно вздохнул Захарченко, — скоро приедет твой друг Василий и… Да, много кто приедет. Я уже готовился уезжать, как перехватил посыльного с вестями. К нам придут гости из Донского казачьего войска. С какими целями я не знаю. Но если они захотят подраться…
 Захарченко расстегнул пиджак, чтобы показать пару револьверов, которые висели в кобурах на поясе.
 — Михаил, ты подраться всегда успеешь. С чего такие выводы? Может тоже хотят закупить у нас оружия, — предположил Вадим, но не стал отсылать Захарченко покупать землю. Это может сделать и Василий, который должен приехать с Кавказа.
 — Тогда где письмо тебе? Может посыльный именно от них, а не от наших друзей с предупреждением.
 Вадим нахмурился.
 — Письмо могло и потеряется в дороге.
 — Ну-ну, — Захарченко подошел к вещам, собранным в углу комнаты и демонстративно достал чехол с револьверным карабином. На его угрюмом лице читалась готовность.
 — Михаил. Мы так быстро сбежали из Петербурга, что я не спросил, а как ты объяснил, куда пропала твоя жена? — спросил Вадим. Захарченко замер с карабином в руках.
 — Интересные у тебя вопросы, — сказал он после долгой паузы, — а никак. Все знают, что последние несколько месяцев мы жили отдельно, а потом я уехал, она пропала.
 Вадим прикрыл лицо рукой.
 — Миша, тебе нужно лекарство.
 — Какое еще лекарство? — не понял Захарченко.
 — Народное средство — опиздулин! Чтобы быстрее думал, — Вадим достал из сумки пустой конверт и лист бумаги, чтобы написать замысловатое послание одному чиновнику в Петербурге, после которого Месечкин точно проклянет Вадима. И резко остановился.
 — Михаил, ты настолько плохой муд*, что жена сбежала от тебя на Вестнике!
 Захарченко сначала не понял, а потом как понял.
 — Но нужны свидетели!
 — О, ты не представляешь, но твоя жена в дороге подружилась с моей воспитанницей, очень милой девушкой, которая скажет то, что скажу я, — Вадим позволил себе улыбку, — Если же мы ее встретим, то надо подумать.
 Он постучал пальцами по столу. А потом написал письмо, запечатал конверт, залил воском. Вадим подул на печать, помял конверт и раскрыл его со словами:
 — Как приятно получить конверт от своей воспитанницы, Белла обо мне не забывает, — дальше Вадим нарочито серьезно пробежался по строкам письма и воскликнул: — Миша, да тут и тебе привет! Вот уж не думал, что Мария сбежала с Белой.
 Вадим сунул ошарашенному Михаилу письмо.
 — Но ты же сам его написал, — Захарченко заглянул внутрь и увидел два явно разных почерка. Неизвестный и своей жены.
 — Я видел, как пишет Мария в письмах тебе на Кавказ. Сохрани письмо и не теряй. Это твое спасение от подозрения в убийстве жены. Хотя, именно ты ее и взорвал, — улыбнулся Вадим.
 — Я убил не мою Марию! — возразил Михаил.
 — И я рад, что ты наконец это понял.
 * * *
 Бывший полковник Мартынов сидел в теплой черкеске и грел руки у костра. Вокруг сидели его сподвижники из гордых кавказских воинов, что встали против русского захватчика. За последние полгода предатель Мартынов занял место в пищевые цепочки армии, став посредником между выжившими главарями племен и прибывающими добровольцами. Говоря о пребывающих добровольцах, Мартынов оторвал взгляд от костра и посмотрел