— Ты видишь то, чего не видим мы? — всполошился Тадеуш. — Да не молчи ты, черт тебя дери!

Андрей повернулся и задрал голову. Он смотрел поверх истлевших руин, туда, где должны были находиться острые шпили. Сейчас вместо них торчал только внутренний каркас домов и тревожный грозовой воздух.

Сбросив с себя рюкзак, Тадеуш нервно расстегнул верхний кармашек, сорвав при этом лямку. Внутри лежала лупа с определенным функционалом, но такого, который бы ему пригодился, не было.

— Чем ты болеешь? — спросил Тадеуш, тщетно настраивая прибор на восприятие скудного спектра. Лупа хорошо увеличивала и уменьшала, да и все на этом. — Ты дальтоник? Говори!

— У меня ахромазия.

Тадеуш поднес выпуклую округлость к левому глазу: в пространстве проступили размытые контуры, трепещущие и неровные. Разглядеть что-либо было невозможно.

Прибор ночного видения, тепловизор, ультрафиолетовый визор… все не то. Тадеуш перевел камеру на браслете в монохромный режим и попытался смотреть через нее, но картинка слилась в сплошную черноту. Терби исчез, хотя должен стать черно-белым. Самый нужный прибор находился сейчас в глазах Андрея, его линзы имели высокий медицинский профиль и могли корректировать болезнь с поразительной точностью.

Издав рык раненого зверя, Тадеуш с удивительной легкостью поднял рюкзак над головой и отбросил его на несколько метров. Для такого маленького человека — удивительная сила, поразился Дэвид. И на секунду даже проникся уважением. Он бы продолжил уважать его, если бы Тадеуш не стал топтать аккуратными ножками и без того раскрошенную аллейную плитку. Он кричал, сжав ладони в крошечные кулачки и прыгал, прыгал в гневном бессилии. Не видел. Он просто не видел. И что с того? Дэвид тоже не видел и ничуть не страдал от этого. Андрей сейчас посмотрит хорошенько и все равно что-нибудь да расскажет. Дэвиду сполна хватило безголовых и безногих привидений. Видеть целый город таких же он не испытывал никакого желания.

— Гребаная Нэнсис! Пошла она в задницу со своими идиотскими загадками, пошел этот убогий Марс и эти ублюдочные дроиды! — самое приличное, что вырвалось из глотки Тадеуша перед тем, как он разразился длинной матерной тирадой.

Дэвид и мест-то таких не знал. Наверное, земляне видали больше марсиан, раз придумывают такие ругательства. Марс все-таки небольшая планета.

— «Фантомное эхо» не всегда лежит в непрерывном спектре и может уходить в более скудные спектры восприятия, — Дэвид нашел какую-то заметку про заброшенные города в сети и теперь подливал масло в огонь. — Лучше всего «фантомное эхо» фиксируется живыми существами, такими как некоторые виды енотов, грызунами и человеком при определенном типе заболевания, и в меньшей степени — профильными приборами. Феномен разницы восприятий еще глубоко не изучен… тут сказано, что небольшое проявление отмечалось так же в инфракрасном диапазоне и ультрафиолетовой области.

— Конечно! Находятся они в ультрафиолетовой области, как же… — вспыхивал Тадеуш. — Эти ученые как всегда питаются одним дерьмом. Ничего не видно, хоть глаз выколи.

— А что такое «эффект мутного стекла»? — спросил Дэвид, почесывая затылок.

— Если ты видишь спектры видимых цветов, то не способен разглядеть фантомы, — ответил Андрей глухим голосом, будто находился далеко.

— Дай мне одну линзу, — неожиданно попросил Тадеуш. — Она лучше, чем эта ущербная камера. Первый раз в жизни хочу стать неполноценным… эти линзы могут работать в обратную сторону? Убирать цвета?

— Могут.

— Дай!

— Только что ты громко посылал всех в задницу, — ответил Андрей. — Теперь моя очередь. — и двинулся вперед — вглубь города.

Ты же хотел видеть. Так смотри. Не в силах сопротивляться притяжению города-призрака, Андрей побрел мимо серых длинных ветвей, росших по обочине парковой аллеи. Их листья походили на плоские шершавые нити, печально тянувшиеся к солнцу, стволы — на кривые кости больного. Тонкие и хрупкие. Они сломались сразу, как только появилась гравитация, догадался Андрей. Хрупкие, изнеженные стволы выводились для марсианского притяжения, ни один город-пилигрим не был готов, что локальную гравитацию смогут применить ко всей планете. И все же… группа веселых приведений с корзинками пробежала мимо, растворившись в пустоте, высокий клоун на ходулях исчез еще раньше. Дорожка имела локальную гравитацию, они боялись выйти за ее пределы. Они боялись сделать лишний шаг в сторону, иначе у них кружилась голова. Пилигримы спали на тяжелых диванах, мылись в замкнутых душевых, похожих на фонтан у него за спиной.

«Берегите земное притяжение, и тогда, быть может, у вас не остановится сердце». Детям это правило давалось сложнее. Андрей ступил за пределы каменной гравитационной ловушки и тут же отклонился вправо — над его головой пролетел смеющийся малыш с визжащей собакой на руках. Наверное, она визжала, потому как широко раскрыла пасть. Здесь было много детей. Неудивительно, ведь это был праздник.

«Позвольте моему сердцу выпорхнуть из груди — я разрушу этот мир и построю вновь», — вспомнились Андрею слова Нэнсис на одной из страниц ее доктрины и передернул плечами.

Люди не замечали Андрея, врезаясь в него бесплотными телами. Каждый раз, когда кто-то проходил сквозь него, он чувствовал холодок и мимолетный укол тоски, поэтому даже не пытался сменить курс. Ему нравилось это чувство, он уже давно позабыл, что должен ощущать человек, скорбящий по минувшему прошлому. В эти секунды он чувствовал себя обычным, правильным — тем, кто льет слезы по ушедшим.

«Постой, не надо», — Андрей протянул руку, будто пытался схватить воздух. Со стороны это выглядело до ужаса странно, поэтому Дэвид сделал вид, что охраняет Тадеуша, предоставив Андрея самому себе.

Фантомы начали расплываться, а потом их стал уносить ветер, словно золу в догоревшем до пепла костре. Он хватался пальцами за прах, пытаясь остановить людей, оставить их на своих местах. Ведь он не успел рассмотреть надписи на их простых одеждах, и самодельные безделушки, ценимые ими одними, потому что груз с Земли ждать еще очень долго… Все, что он успел заметить — «Осенние дары 26…» на вывеске в конце аллеи, упиравшейся в сплошную бетонную стену с нарисованными на ней бескрайним океаном. Сейчас он был черно-белым, но на самом деле — голубым, понял Андрей. Просто он не видел цвета — это была единственная плата, чтобы прикоснуться к прошлому. Андрей встал, словно вкопанный перед серым океаном.

— Почему ты остановился? — услышал он голос