Открыв их, я вдруг не обнаружил Йоланы и Ильдико в своем поле зрения. В следующий миг кто-то резко дернул мои руки назад, навалившись на них всем весом, а затем я почувствовал, как на моих запястьях туго затягивается грубая веревка.

— Какого… — только и успел произнести я, поняв, что теперь привязан за руки к деревянному столбу. Откуда-то сзади вышли сёстры-степнячки.

— Вы что творите? — гнев мой пока еще смягчался недоумением.

— Мы? Это вы что творите, господин теньент? — в голосе Ильдико зазвенела сталь. — Кто вам дал право унижать дворянское достоинство?

— Думали, раз повязали шарфик, так можно на все местнические порядки наплевать? — спросила Йолана. — Ничего, мы вас проучим!

Сёстры в четыре руки расстегнули мой пояс и отбросили перевязь с мечом в дальний угол. Затем они взялись каждая за одну штанину, и с демоническим хохотом рывком спустили мои портки, обнажив мой жезл маршала, каковой, по мудрому выражению великого полководца, имелся в амуниции каждого солдата.

— Я вам не дамся. — решительно сказал я. — У меня в столице…

— Плевать мы хотели на столицу. — перебила Йолана. — Добро пожаловать в Бродовский острожек, господин теньент.

А дальше произошло то, чего я точно никак не ожидал. Вероломные степнячки, смеясь, развернулись и пошли к выходу из арсенала, оставив меня в пренеприятнейшем и глупейшем положении: привязанным к столбу со спущенными портками.

— Будете знать, как задевать честь детей боярских! — напоследок бросила Йолана.

— Вы у меня в крепостных крестьян превратитесь! — в отчаянии закричал я. — В грёбаных сервов!!! ВЕРНИТЕСЬ!!!

Тишина была мне ответом.

«Спокойно, Раймунд.» — подумал я, вспоминая кадетские года. «Ты и не в таких передрягах бывал, хвала Деве, это не вражеский плен.»

В казармах Академии уважали розыгрыши со связываниями, и опыт освобождения из пут я приобрёл изрядный, да и сестрички едва ли могли сравниться в плетении узлов с будущими энсинами королевского флота. Я пошевелил ладонями и запястьями, попробовал натяжение веревки, и с облегчением понял, что смогу освободиться сам; это было лишь вопросом времени. А потом — высечь! повесить! в три жопы их!.. Лишь бы только никто прежде не вошел…

Закон святого Мёркада, который преподавали в курсе философии, в общем виде гласил, что если нечто плохое может произойти, оно непременно произойдет. Разумеется, едва я начал свой путь к освобождению, на пороге арсенала послышались тяжелые шаги, и в помещение вошла сержант Дорна со своей неизменной алебардой.

Ее зрачки едва заметно расширились, когда она увидела меня, а затем сержантесса всхрюкнула, сдерживая подступивший хохот.

— Пречистая Дева, что я вижу! Офицер в попал в беду!

— Сержант! Немедленно освободите меня!

— И во что же с вами играли, господин теньент? В укрощение беса? Или в «освободи принца»?

— Дорна, блядь!!! — отчаянно взвыл я. Сержантесса подошла ближе и осмотрела путы на моих запястьях.

— Знаете, господин теньент, а я не хочу. — вдруг серьёзно сказала она. — Сучки дворянские, значит, с вами поразвлеклись, а мне нельзя, что ли?

Дорна вдруг поставила сапог мне на бедро и толкнула, так, что я съехал по своему позорному столбу и невольно сел. Сержантесса была высокой женщиной, выше меня ростом, и при взгляде снизу вверх впечатление производила весьма грозное.

— Дорна, все не так! — взмолился я. — Ничего не было!

— Так это же еще лучше! — ухмыльнулась та, прислонив к стене верную алебарду. — Первой отведаю офицерского тела! Воистину, господин теньент, как гласит устав, сержантский состав суть звено связующее между офицерами и солдатской массой…

Дорна распустила завязки на своем длиннополом гамбезоне и избавилась от брэ, оставшись в стеганых шоссах до середины бедра и сапогах.

Глядя на проглядывающее из расстегнутой одежды и элементов доспеха крепкое, мускулистое тело Дорны, я боролся с искушением, отчаянно думая о милой Лючии, но почему-то, вопреки моему желанию, эффект это имело ровно обратный.

Увидев, что мой маршальский жезл уподобился осадной лестнице у крепостной стены, и разрастался, грозясь достигнуть габаритов целой осадной башни, сержантесса довольно ухмыльнулась и схватила его рукой.

— Работаете на опережение, господин теньент. Начинаю верить, что действительно обошла степнячек.

— Дорна, одумайтесь! — сказал я. — Это почти нападение на офицера! Насилие над непосредственным начальником!

Сержантесса хохотнула.

— Не нравится так? Что ж, я знаю и другой способ сделать мужчине приятно.

Она потянулась за алебардой. Мои глаза в ужасе округлились, когда стальной подток оказался в опасной близости от моего тыла, и я понял, что Дорна собирается таранить врата. Когда острый кончик подтока алебарды начал холодить мой барбакан, сжатие мышц афедрона превосходило усилие пасти северного лютоволка, оценочно приблизившись к усилию хорошего кузнечного молота на приводе водяной мельницы, и грозя перекусить даже заготовку из магдефуртской стали, если бы она случайно туда попала.

— Сержант, отставить!!! — возопил я. Дорна отодвинула оружие подальше.

— Возвращаемся к исходному плану? Есть, сэр. Будет сделано, сэр!

Дорна забралась на меня сверху и припустила крупной рысью, явно намереваясь сорваться в галоп. Её массивная грудь подскакивала при каждом ее движении; определенно, сержантскими прелестями можно было бы крушить крепостные стены, запуская их из требушета, а прямо сейчас они грозились если не задушить меня, то контузить ударом по голове. Поначалу я еще пытался придерживать их, но быстро сдался, и теперь только уворачивался и защищал голову. Светло-русые волосы склонившейся надо мной Дорны перекрывали обзор и все время норовили попасть мне в рот.

— Слабо ебете, теньент! — приговаривала Дорна, откинувшись назад, чтобы собрать непослушную шевелюру в хвост. — Резче работайте! Я хоть и девочка, а не столичная кисейная барышня!

Вид на ее тело открывался прекрасный, и в голове крутились предательские мысли о том, что дети от этой женщины смогут побеждать богов. При всем этом я не был бы выпускником Академии, если бы хоть на миг прекратил попытки освободить свои руки из пут: небрежно завязанные степнячками узлы вот-вот должны были поддаться.

— Смелее! — разошлась сержантесса. — Алебарды, вперед! Делай раз! Делай два!!!

На счет «раз» я, наконец, высвободил запястья, а на счёт «два» резко подался