Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 232
из единственной в Миту таверны, пытаясь выговорить, что он выпустит миру кишки, но всё это мучительно выташнивается потоком рвоты и слез. Жалость – это лодка под парусом, плывущая в штиль. Язви богов и язви твое горе! Меня беспокоит лишь то, как бы он не добрался до остальных в моем списке раньше меня.
Но я его не убиваю.
Через пять лет и одну луну война из слухов превращается в реальность. Никто не может отрицать этого бесконечно, потому что даже если вы не близки к битве, она постепенно надвигается на вас. Кто знает, с чего все началось; то ли когда послы из Веме-Виту канули без вести в Конгоре, то ли когда Южный король послал четыре тысячи войска в Увакадишу и Калиндар, хотя Увакадишу продолжал вопить о своей независимости, а Калиндар – что он гарант свободного передвижения людей и торговли между Севером и Югом, а не подчиненная территория. Или, может, безумцы как-то по-иному расслышали и истолковали одни и те же вещи. Но вспыхивают сражения, и обе стороны громогласно заявляют о своих победах, что означает: перевеса не достигает ни одна из сторон. Север теснит Юг под Калиндаром; Юг продвигается над Увакадишу, проходит через Кровавое Болото и примечает ныне слабый Долинго. У Севера более мудрый и коварный Король; у Юга больше прославленных воинов. Битва за кровавой битвой, но ни одна не меняет хода этой войны. А тут еще Лиссисоло со своей повстанческой армией объявляет войну своему брату.
Омороро. В пяти улицах от святилища высотой в сотню человек, которое народ именует Стоячим хером. Город, где я, помнится, забыла про себя всё. Чего женщина Ньимним не говорила мне вплоть до ухода, так это что я могу изменять выражение своего лица. И не только: одной лишь ладонью я могу разгладить себе морщины или увеличить себе грудь, приплюснуть нос или сделать более толстыми губы. Мне не особо-то важно: формы есть формы, и хотя все они мои, ни одна из них не является мной.
Я смотрю вниз, вижу у себя пять пальцев, и мне этого достаточно. Это место даже не таверна и не опиумный притон, а чайная. Этот мужчина не ищет себе другую жену, полюбовницу или наложницу, а даже если и да, то чайная – не самое подходящее место, куда за этим ходить. Выправка у него не воинская, но он одет для войны, со своим щитом, внемля призыву своего Короля, что каждый мужчина должен быть наготове. Я рассказываю ему, что родом из племен саванны, а северный язык знаю плоховато.
Мой муж отправился на запад, подыскать льва, которого можно убить в доказательство, что он может считать себя ровней другим мужчинам, хотя убийство льва в Омороро карается законом. В чулане – комнатой это едва ли назовешь – он хватает меня и швыряет на кровать, потому что думает таким образом мной овладеть. Мне он обещает слизать с меня глину моей саванны. Я задираю юбку, и он говорит:
– Хвала богам, я уж думал, что на меня пахнет копной из буша.
А я говорю:
– И вправду хвала: я ожидала петушка размером с рыбку. Запихнешь и будешь мне рассказывать, как оно, – говорю я ему, и вот он всё говорит и говорит, что собирался, собирается и будет со мной проделывать.
Он рассказывает вещи, которые меня, старую, повергают ну просто в смех. Но поскольку я сказалась помоложе, я хихикаю. Утомившись слушать, я взбираюсь сверху и вставляю его в себя. Он всё еще разговаривает, когда я протягиваю руку себе за спину и сжимаю ему муде, встряхивая.
– Жахай так, будто никогда меня больше не встретишь, – велю я, но не жду, а начинаю наяривать сама, можно сказать, тараню яростно, напористо. Так, что не у меня, а у него ноги задираются кверху. Он начинает, задыхаясь, лопотать:
– О… погоди… я…
Как будто из него можно взбить больше, чем он может выдать.
Я чуть не называю его слабаком, хотя свое дело он так или иначе делает. Властно обжимая ему штырь, я довожу его до извержения, в котором он содрогается словно от удара молнии. Славный малый, он уверяет, что не потеряет твердость, пока не изойду и я. Я тоже по этому истосковалась, но это и действует на нервы, ведь сколько бы людей ни утверждало о вершине блаженства, однако извергаясь, ты все равно расходуешься, становясь излишне обнаженной, беззащитной, истощенной. Он всё еще подо мной, когда я, подняв глаза, вижу на тыльной части оставленного в углу щита какую-то черную оболочку. Похожа на Бунши из обожженного дерева, которая собирается у него отсосать.
– Что случилось? Что я такого сделал? – всё еще кричит он, когда я уже давно вылетела из кровати и скачу во весь опор на лошади.
Вот как развеивается суть и даже имя женщины.
С четверть луны назад, среди ночи, меня подстерегает воспоминание. В памяти всплывает образ женщины. Передо мною женщина, женщина без имени, потому что раньше у нее их было несколько, но она растеряла их все, потому что в мире не осталось никого, кто мог бы ее позвать или назвать. Никого, кто мог бы сказать: «Я ее знаю, и это то, кем она является». Она переживает всю свою родню, детей и детей своих детей. Послушайте, что о ней говорят; что она никогда не умрет, даже если очень состарится. Она и так стара. Триста и семнадцать, ходит молва на Севере; сто семьдесят и семь, ходит молва на Юге. Раньше она была ведьмой южного буша, а еще призраком Кровавого Болота, но было время, когда она была женщиной, матерью, воительницей, блудницей и воровкой. Потому что так называют ее люди, но никто не спрашивает, как называет себя она.
Ведь и Соголон, это тоже чье-то чужое имя. Некоторые утверждают, что это имя ее матери, но всё, что она когда-либо знала, сплошь слухи. Отрывистый шепот при разговоре братьев, не предназначенный для ее ушей, так что имя могло быть и Сугулун, и Сагола или Сонгулун, или что угодно еще. Шепот мог быть разговором о другой женщине, о собаке или о месте, которого даже нет на карте. Уже давно она должна быть мертва, даже ей это понятно, но гляньте, она всё еще жива, и всё еще страдает, и всё еще преследует его, потому что теперь, кроме этого, не осталось больше ничего.
То, чему она перестает давать имя.
Малангика. Тайный рынок ведьм. Место,
Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 232
