— А вообще не очень смешно. — Произнес я, кувырком вставая на ноги и отряхиваясь. — Тебе никто не говорил, что шутки у тебя дурацкие?

— Регулярно. — Вместо Котова отозвался Митинг. — Я ему об этом при каждой встрече напоминаю, если ты вдруг забыл.

— Я помню и полностью солидарен. — Кивнул я оперу. — Ладно, если на сегодня все, то может меня кто-нибудь подкинет до дома?

Михаил резко отморозился, и быстро сославшись на дела, ретировался. Митинг же махнул на прощание рукой и направился куда-то вглубь подземной базы. И только Кромчий, тяжело вздохнув, махнул рукой, мол следуй за мной.

И вновь был лифт, подъем на поверхность, кивок нашему Егорычу, и вот она улица. Утренний воздух врывался в легкие. Правда утро это можно было назвать с натяжкой, так как темнота еще не отпустила столичный Алексанград. Хотя машины уже ездили и летали по и над дорогами.

— Сюда. — Указал мне рукой на свой транспорт опер.

Когда мы уже сидели в летающем авто Кромчего, тот покосившись на меня решил все же встать на защиту выходки Михаила.

— Пать, ты не злись, на этого оболтуса. — Произнес он, перестараиваясь в ряд, который шел на поворот. — Он ведь ничего не делает просто так. Сам же уже должен знать.

— Да, я не злюсь. — Тяжело вздохнув, произнес я. — Просто… — А вот что «просто», я даже и не знал сам. Усталость уже давала о себе знать, своим накопительным эффектом. Все же сколько всего успело произойти за этот чертовски длинный день, заходящий уже на второй круг. — Я ведь реально переживал. Сначал он пропал, потом Сонька. И меня выбросили за борт…

— Да, тут я тебя понимая. — Вздохнул мужчина. — После нашего провала в Бурамском, ранения — оказаться за бортом обидно. Кстати, а чего ты учиться дальше не пошел?

— Война. — Пожав плечами, ответил я. — Когда Император объявил, я как раз в баре сидел, заливал горе своего отстранения. А тут набор в войска. Вот я и… — Я махнул левой рукой. Договаривать смысла не было. И без того все понятно.

— Да. — Протянул Кромчий. — Знаешь, я бы на твоем месте, наверное так же поступил. Правда глядя на то, какую ты цену заплатил, уже не уверен, что ты все сделал правильно.

— Да, уже и без разницы. — Криво усмехнулся я. — Выбор сделан, так что поздно метаться.

— А рука? Когда восстановят? — Спросил опер.

А вот тут, мне уже отвечать не хотелось. Я ведь тогда еще не успел смериться, с тем что превратился в калеку. Только-только начинал учиться жить с этим. А тут он, с этим дурацким вопросом.

— Уже скорей всего никогда. — Протянул я. — Буду искать себе какой-то протез.

— Погоди. Как никогда? — Удивился опер, и даже повернул ко мне свою голову, благо мы как раз стояли на светофоре.

— Ну, вот так. — Тяжело и мрачно вздохнул я. — Я же на лечении был, когда меня убить пытались. Пришлось выбирать, или рука, или…

— Можешь не продолжать. — Оборвал меня Кромчий, прекрасно поняв, что тема эта далеко не из приятных. — А лицо это тебе тоже на войне?

— Сам. — Хмыкнув ответил я. — Типа маскировка от камер.

— Умно. — Усмехнулся мой коллега, но тут же добавил. — Но слишком радикально.

— Ну, что было под рукой, тем и оперировал. — Развел я левой рукой и культей правой.

Дальше ехали молча. Уже выходя, я поблагодарил Кромчего и замер перед входом в подъезд. Все же если Сонька уже дома, то у нее наверняка есть масса вопросов ко мне. А ведь я не смогу на них ответить. Черт! Как же я тогда надеялся, что моя рыжая отнесется к этому вопросу с пониманием. Все же и сама является носительницей тайны.

Когда я своими ключами открыл двери, то сразу понял — Романенко дома. Ну, это было легко понять на самом деле.

Спортивная сумка прямо на входе. Разбросанные походные ботинки. Куртка. Как не понять, что хозяйка вернулась в свои владения? Правда, невзирая на ранний час, она не спала. Хотя чего удивляться? Если Котов не врал, она недавно только сама домой попала. Вот и сидит теперь в душе, приводит себя в божеский вид. Мне тоже не мешало бы.

Но идти и присоединяться к ней я не решился. Нет, не из-за того, что она могла как-то не так отреагировать. Она бы наверняка обрадовалась. Но, черт возьми. С момента нашей последней встречи я сильно изменился. И я сейчас, мать его, не про прическу, а про дизайн своего лица и свою же физическую неполноценность в виде обрубка руки.

Вот потому я и скинул с плеч пальто, и стянув с ног туфли, направился к дивану. Упав на этот предмет мебели, знавший уже огромное количество наших с Романенко игрищ, я тихо прикрыл глаза. Боялся и ждал. Ждал, что она скажет. А боялся… боялся, что едва она меня увидит, на этом между нами все и закончится.

Шум воды стих, сменившись шлепаньем босых пяток. Шуршание полотенца. Звук опущенной ручки двери. Шаги.

— Патя? — Напряженно и осторожно спросила Романенко.

«Ну, да. Она же видит только мою лысину» — с кривой усмешкой, пронеслось у меня в голове.

— Да, Сонь. — Только и ответил ей я, боясь повернуться. Видимо на уровне подсознания, я как маленький оттягивал этот момент, когда она увидит. — Привет.

— Ты стиль сменил? — Игриво спросила она, перепрыгивая через спинку дивана, оказываясь у меня на коленках.

«Ну, вот и все» — обреченно билось в моей голове.

На лице у меня застала кривая усмешка. Да. В тот момент я был слабаком, который спрятался за панцирем циничной отстраненности и холодности.

— Патя, что с тобой…? — Спросила Сонька, немного отстранившись и внимательно рассматривая шрамы на моем лице.

— Жизнь. — Тяжело вздохнув, ответил ей я, и приподнял культю своей правой руки, показывая, что лицо фигня, самое веселое вот здесь. — Ты же в курсе? В Империи война.

— В курсе. — Фыркнула моя Рыжая головная боль. — Видок у тебя конечно сомнительный, но с какого перепуга, ты решил меня не целовать? А?

— Да, вот только смог видосик посмотреть, теперь переживаю, чтобы и мне так не прилетело. — В тон девушке ответил, я, после чего притянул ее голову к себе и впился поцелуем в ее губы.

Ну, а дальше все было… просто все было.

Уже после, когда мы лежали в кровати и