– Давно это случилось?

– Да всего пара дней и прошла, – Мадока задумался. – Может, они еще где-то рядом.

Арата разрывался на две части: одна желала немедля кинуться на поиски друзей, другая не могла оставить в беде этих ёкаев, страдающих по вине людей. Не думал, что пока он добирался до Кёкан, все успело настолько испортиться.

– У меня есть идея, – озарило его. Сам удивился тому, как все вдруг удачно сложилось. – Надо идти в Кёкан и просить у них защиты.

– К слову об этом, – Мадока понизил голос и наклонился к нему. – Ты что, и оттуда успел уйти?

– Это неважно. Если главе нет дела до бед людей, пусть скажет то же самое о бедах ёкаев. И если я снова услышу отказ, навсегда в нем разочаруюсь.

А у Кенты есть Хизаши, у Хизаши – Кента. Они справятся, нужно просто подождать, пока Арата сделает наконец то, что может сделать только он один.

– Возвращаемся, Аканэ-сан, – решительно скомандовал он. – Идем обратно в Кёкан.

* * *

Сегодня ветер был особенно пронзительным и настырным, он штурмовал вершину острова Камо, будто желал во что бы то ни стало сдуть с нее и така-торо, и двух смельчаков, выбравших это живописное, но неуютное в такую погоду место для своих ежедневных медитаций. Впрочем, сейчас они просто сидели на траве, подставив лица редким солнечным лучам, и глядели на теряющийся вдали горизонт. Море волновалось, однако в душах этих двоих в кои-то веки царил относительный, хрупкий, но все же покой.

– Должно быть, пойдет дождь, – нарушил молчание Кента.

– Ты сделал предсказание? – лениво приоткрыл один глаз Хизаши.

– Нет, ты же помнишь, что мои предсказания погоды редко бывают точны.

– Я думал, ты никогда этого не признаешь. Тебя же учили в этом вашем святилище.

Кента беззаботно запрокинул голову к непрерывно движущемуся одеялу облаков.

– Мама научила меня всему, что умела, остальное я узнавал уже в Дзисин.

– Слова этого при мне не произноси, – насупился Хизаши. Даже почудилось, что разболелись давно зажившие раны.

– Виновата не школа, Хизаши, виноваты люди, которые ей заправляют. Уйдут они, и все станет хорошо.

Хизаши был не согласен, для него Дзисин и ненависть стали одинаковыми словами, а ненавидеть он умел всегда, просто ненадолго размяк. Причина его изменений сидела рядом, почти касаясь рукой, и явно собиралась опять всем все простить. И пусть. Он, Мацумото Хизаши, к прощению был мало склонен.

– А если не станет? Что тогда?

– Тогда уйдем мы. Уйдем туда, где хорошо будет не всем, но хотя бы нам.

– Неплохая идея, – похвалил Хизаши. – Мне она нравится.

– Но сначала сделаем все, что от нас зави-сит.

– Я бы предпочел пропустить этот пункт, – Хизаши фыркнул и поморщился от света, вдруг хлынувшего в прореху облаков.

– Извини, но мы не можем. К тому же там остались наши друзья, Сасаки, Мадока, Учида, учителя Морикава и Сакурада…

– Не продолжай, – отмахнулся Хизаши, – я знаю все, что ты скажешь.

– Это верно, – улыбнулся Кента и поймал подхваченную ветром длинную светлую прядь. – И знаешь, что я хочу сказать сейчас?

Хизаши молчал.

– Мне нравятся твои волосы, – признался Кента и пропустил белый шелк сквозь пальцы. – Странно, но они тебе идут, правда идут.

– Ты видел мою истинную, высшую форму.

– Она прекрасна.

– Многие люди бы с тобой не согласились, – покачал Хизаши головой, но слова Кенты были ему приятны.

– Ты как драгоценное серебро, сияешь. Я счастлив, что мне позволено было увидеть это своими глазами. И что позволено было стать тебе другом.

Он лег на спину, подложил руки под голову и блаженно сощурился. Свет играл на его коже, ласкал теплом нос, скулы, губы, заглядывал в распахнутое на груди кимоно. Широкий луч становился все тоньше и тоньше, скользнул по прикрытым векам и скрылся за ненастной пеленой. Стало сумрачно и слишком свежо, чтобы оставаться на утесе, но у них на острове не было особого выбора – заниматься садом и хозяйством Хизаши не умел и не собирался учиться, в отличие от Кенты, других занятий, кроме сна, он не придумал. Так и мучился бездельем да тратил время на разговоры, которые неизменно вскрывали в нем что-то, о чем он не догадывался или что пытался скрыть.

Драгоценное серебро… Так его никто не называл. Может, такое сравнение пришло бы в голову бродячему музыканту Кендзи, но он был слеп и, возможно, не понимал, с кем имел дело. Но почему-то сейчас, спустя годы, казалось – нет, очень даже понимал. Ничего не видел, но все чувствовал сердцем. Люди так умеют, а ёкаи, похоже, нет.

Кем в итоге был Мацумото Хизаши? Кто бы подсказал?

Они вернулись в дом, когда солнце окончательно утонуло в плывущих с севера тучах. Внутри было тревожно, и дурное предчувствие оправдалось, стоило только скинуть обувь. Тояма Рэн ждал их с новыми посланиями, но теперь это были не доклады, идущие через остров как через еще одно из множества управлений школы Дзисин, а письмо лично для них, и отправил его Ниихара-сэнсэй.

Прочитав, Кента бросил на Хизаши взволнованный взгляд.

– Если здесь написана правда, то мы наконец сможем понять, ради чего Хироюки все это затевал.

– Не совсем так. – Хизаши поигрывал веером, чтобы скрыть напряжение. – Мы уже решили, что им движет желание мести, но вот каким путем он выбрал к ней идти, это мы действительно можем узнать.

В письме говорилось, что люди Ниихары нашли место, где собирались преданные Конран-но ками гадатели. Взять живыми их не удалось, но зато после них остались записи, увидеть которые они должны своими глазами. Это и интриговало, и пугало, но не в их положении бояться правды. Хизаши ободряюще кивнул, по крайней мере, ему казалось, он сумел показать одобрение, потому что морщинка на лбу Кенты разгладилась, и он медленно выдохнул.

– Тояма-сан, могу я попросить об одолжении?

– Я слушаю.

– Найдите способ передать послание моей матери, а заодно узнать, в порядке ли она, не пострадала ли наша деревня от злодеяний демона.

– Если это даст вам обоим силы на борьбу, я сделаю все, что от меня зависит. Если понадобится, защитим госпожу Куматани ценой своих жизней.

Кента кивком принял обещание, не желая ставить под сомнение гордость Тоямы. Прежде Хизаши бы не поверил в его искренность, но теперь знал