что, якобы, эта старуха – ни кто иная, как Бранда Бимеканец Бланка, а мальчик…
– Бланка!?.
Громадное тело Присмета колыхнулось от неожиданного сообщения. В его голове словно просветлело. Ведь если мальчик из тысячеимённых, то становилась понятной суета, поднятая правлением Тескома вокруг него. Только вот зачем потребовалось убивать старую женщину, если она и вправду Бланка? И потом… Вообще, Бланки! Откуда?
– Да, да, Бланка, и Камрат не Камрат, а Бланка, и ты упустил его… Успокойся!.. Пусть будет по-твоему – мы упустили его. А сейчас, когда в стране такой бедлам, Бланка, его имя могут стать знаменем и опорой, я не говорю уже, оружием любого движения разумных, воспитанных на россказнях и откровенных сказках о Бланках, в какие бы времена они не жили.
– Но Бланки… Сами Бланки?.. Но ведь это… Легенды, не более того. О них же, пожалуй, со времён Войны Выродков не было ничего известно. Конечно, в ваших архивах, может быть, и были о них какие-то сведения, но у нас, в Фундаментальной Арене, даже на самом высоком уровне, о них никогда не вспоминали. Да и что говорить о мёртвых?.. Вымерших!
Жуперр качнул головой из стороны в сторону, как будто осудил скороспелые высказывания Присмета.
– Как видишь, мёртвые иногда оживают, – сказал он назидательно. – Оживают, и неспроста. Ты правильно напомнил о легенде, а я о сказках. И поверь, воскресшие, как в стародавние времена, мертвецы несут с собой много неожиданного и нового: идеи, порядки, а точнее – беспорядки. Тем более, опять же, если они не выветрились в памяти разумных. Люди и путры обожают нечто такое, о чём нельзя говорить без затаённого страха и восторженного ликования. Для них каждое слово ожившей легенды – откровение, ввергающее их в любое безрассудное деяние, а каждый поступок ожившей легендарной личности для них – событие, выходящее за все рамки сущего. И что он, вышедший из легенды, скажет, и что сделает? Вот в чём проблема и головная боль для тех, кто устанавливает порядок в стране и следит за исполнением законов и правил поведения разумных… – У Присмета, от упоминания о законности и порядке, непроизвольно расползлась по лицу недоверчивая улыбка. Жуперр заметил её. – Ты зря щеришься, – неприязненно заметил он, сменив медленную, спокойную речь на старчески сварливую. – Ты думаешь, я беспредельно рад развалу в бандеке? Ошибаешься? Радости мало. Города заперлись, по дорогам бродят дикие и банды… Кто виноват, кто виноват?.. Мы все, и ты в том числе. Не строй из себя радетеля благоустройства…
– Я как будто… Я ничего… – замялся Присмет под жгучим пронизывающим взглядом Жуперра.
– Вот именно, ничего определённого… Ладно, мы не для того с тобой встретились. Я думаю, Теском, вернее, кто-то из Тескома решил взять мальчика на воспитание…
– Как бабку, – не остался в долгу Присмет.
– Нет, тогда бы я знал, что и его должны были убить. Напротив, он нужен живым. Ты сам подумай. Он ещё мальчик, и его можно воспитать так, чтобы его слова и деяния не расходились с делами, желаниями и целями Тескома. По-видимому, о Бланке кто-то проведал и у вас, в Фундаментальной Арене… Не через тебя ли?.. Шучу. Я знаю о твоих докладах Тескому. Враньё сплошное, кстати… Присмет! Я говорю о том, что было… То-то… Кто-то из вашего Центра решил прибрать мальчика к рукам. А старуха?.. Почему её хотели убить? Сам пойми, её не перевоспитаешь. Оттого она оказалась не нужной никому: ни Тескому, ни Фундарене.
– И что теперь? – после затянувшейся паузы спросил Присмет.
– Я уже послал в Сох полный крин разобраться по-настоящему, что там произошло на самом деле, и куда подевался мальчик, ведь не мог он далеко уйти. Я надеюсь, – Жуперр помедлил, разглядывая пальцы рук, потом в упор посмотрел на Присмета, – ты возглавишь розыск. Кринейтор о тебе оповещён.
Они долго смотрели друг другу в глаза. Большие и круглые Присмета и желтоватые с тусклинкой – Жуперра пытались соперничать в противоборстве, не уступая один другому.
На полноватых щеках Присмета появился слегка заметный румянец, он не выдержал первым.
– Спасибо за доверие, – с расстановкой произнёс он.
Следовало бы добавить – шейн, чтобы признать своё полное подчинение этому человеку, но Присмет запретил сам себе унижаться до такой степени.
– Никакого доверия, – холодно уронил тескомовец. – Я тебе поручаю дело и с тебя спрошу о его успешном завершении. – Жуперр опять скрестил кончики пальцев и внимательно осмотрел них. Не отрывая от предмета изучения глаз, он, словно говоря в пустоту, с угрозой в голосе изрёк: – Запомни! Мальчик должен быть у меня! И чем быстрее, тем лучше для тебя… И ещё. Для крина готовят лодки, есть подозрение о необычно раннем наводнении. Так что воспользуйся им! За дверью тебя ждут и скажут, как надо будет делать то, что тебе поручено. Всё!
Присмет поднял своё мощное тело, сжал кулаки, каждый из которых по объему не уступал голове тескомовца. Взмах – и голова Жуперра в лепешку. Присмет даже засопел от желания это сделать и собственной трусости.
– Хорошо! – буркнул он и, не прощаясь, пересёк комнату, заставляя ковёр скрипеть под его весом.
Жуперр так и не отнял глаз от пальцев своих рук: коротких, покрытых дряблой кожей и со скверно состриженными ногтями, но достаточно сильных, чтобы уверенно держать нож или меч.
Когда дверь за Горой Мяса закрылась, тескомовец расправил затёкшие плечи и потёр ладонью щеку.
– Сунда, – позвал он негромко.
Над головой Жуперра в потолочном тайнике раздался звук возни.
– Да, шейн.
– Освободи тетиву и положи арбалет так, чтобы его не надо было переносить с места на место…
Сунда, молодой тескомовец, перевёл дух и отпустил струну. Пока командир Тескома разговаривал с этим ненормально большим человеком, он всё время держал гостя на прицеле, и у него затекли руки.
За дверью Присмета поджидал с лукавой ухмылкой на лице Тлуман.
– Ты зачастил к нам, – сказал он ехидно. – Пойдём, я тебе кое-что покажу и расскажу.
Глава 14
– А с вами, скажу честно, интересно иметь дело, – с одышкой проговорил Ольдим, падая на землю.
Они остановились на отдых не менее чем в пяти свиджах от места ночной схватки с тескомовцами. Им бы удалось уйти значительно дальше, не будь с ними Тринера. Ноги связника отказали полностью, и всем мужчинам, в той числе и торну, пришлось большую часть пути нести его на себе.
Вначале Тринер, безо всякой надежды на успех, что его услышат и выполнят желание, просил бросить его. Силы его иссякли до такой степени, когда только покой казался