– И совсем, как оказалось, неплохо, – вставил Харан в монотонный монолог торна.

– Да, – серьёзно подтвердил Сестерций, – совсем неплохо. Скажу теперь честно, меня испугали его действия.

– Ха! – не поверил Свим. – А-а, то-то ты за меня прятался, – тут же вспомнил он.

– Не прятался, а поступил благоразумно.

– Но чего ты испугался? – спросил Харан.

– Отвечу… Техника прошлых эпох была такой разной. Нас могло, после действий Свима, просто похоронить в подземелье… Или выбросить из него на высоту, куда нас шар не поднимал. Сделав такой прыжок, мы могли бы не беспокоиться о приземлении. Просто упали и – всё.

Люди засмеялись, а торн продолжал:

– Теперь вот Харан со своими предложениями. И я говорю: – а что? Вдруг найдём. Потому я поддерживаю Харана. Надо искать.

Ф”ент во всю свою зубастую пасть сладко зевнул, заглушая последние слова торна.

Все вновь рассмеялись, то есть те, кто умел смеяться – люди.

– Уважаемому стехару кроме еды ничего не надо?

Выродок посмотрел в сторону Клоуды, сказавшей о нём. Она его видела в уже наступившей темноте совсем плохо, он – лучше.

– Не то чтобы ничего кроме еды. Просто я подумал, не лечь ли нам спать, а завтра на свежую голову решить все вопросы. То, что наговорили сейчас, поутру покажется ерундой. Или…

– Да ну тебя! – хохоча, отмахнулся Свим. – Ты как скажешь, так…

– Разве я не прав? День сегодня не только для меня, но и для вас был тяжелым…

– Во, собака! – восхитился К”ньец. – И для нас был тяжелым, а для него, стало быть, и вовсе тяжелейшим, а?

– Ты, кошка, остался с одним ухом, оттого и слышишь звуки вполне внятной речи искажённо.

Новый взрыв смеха.

– Я-то слышу не хуже твоего и с одним ухом, а ты…

– Хорошо, хорошо! Тогда для тех, кто слышит хорошо, скажем так. Сегодняшний день для всех был непростым. Надо как следует отдохнуть, тем более после такой еды… Авво!..

Смех постепенно затих, в наступившей тишине раздался высокий голос Камрата:

– Сегодня всё так здорово у нас получилось. Сидим все вместе, никто нам не мешает, никто нам не угрожает. Вокруг тихо. – Он прикрыл глаза, чтобы показать, как ему хорошо и уютно здесь среди друзей и тишины. – Я бы так просидел всю жизнь!

– То, на чём сидишь, отвалится, – первым нашёлся торн. – Нам, например, долго сидеть нельзя.

– Это как сидеть, – отозвался Свим, прикрывая рукой рот, раздираемый зевотой.

– В принципе, малыш высказал один из вариантов будущего, – произнёс Харан. – У каждого из нас бывали в жизни моменты, когда появлялось желание каким-либо образом продлить во времени хорошее настроение или удачные дни. Но, малыш, поверь мне, всю жизнь так не просидишь, как бы приятно это не было и как бы тебе этого не хотелось. – В голосе Харана появились наставительные нотки. – Не просидишь, потому что устанешь, как заметил Сестерций, или другие не дадут. Да и сидеть – стареть! У тебя ещё столько впереди будет дел, событий, встреч и разлук… Кто знает, вспомнишь ли ты вообще когда-нибудь сегодняшний вечер, хотя он и пленил тебя покоем и удачным завершением дня. А вспомнишь, так, опять же поверь мне, подумаешь, какой я тогда был маленький и многого не понимал, мечтая просидеть всю жизнь. Жизнь, подумаешь ты, – это путь, непростой и уходящий в бесконечность, по которому надо всё время идти без остановки. Действительно так, Камрат! Ибо тот, кто сидит – не живёт, он только существует, плывёт по течению. Это не жизнь человека или разумного, но жизнь травы, знающей лишь свою кочку. Вокруг неё ещё несколько таких же травинок и все крепко, как им кажется, держатся за землю. Сидят! Однако её съест корова, на неё наступит сапог разумного, её опалит злой огонь – а она ни с места. Так и человек подобен такой траве, если он сидит… Ты понял, что я хотел сказать, малыш?

– Очень даже понял, – живо отозвался Камрат. – Но люди в городах сидят в своих домах всю свою жизнь. Если ходят, то к кому-нибудь в гости два-три раза в год или на выборы кугура. Они, значит, – как трава?

– Ай да малыш! – похвалил Харан. – С тобой интересно говорить. И ты прав. Люди в городе – проблема, которой никто, к сожалению, не занимается. Город даёт возможность сносно существовать человечеству, но в то же самое время убивает его. Да, в массе своей, горожане – трава. Тот, кто осознаёт страшную истину сидения, уходит из города. На время или навсегда. Куда уходит?.. В другой город, путешествовать по городам, становится лесовиком, хожалым, тескомовцем, фундаренцем или бандитом. Да, обыкновенным бандитом, как мы это понимаем. Одним словом, они ищут и находят свой путь, дающий знания, полноту жизненных впечатлений, и друзей! Так-то, малыш!

– Спасибо, Харан.

– Хм… Я рад за тебя…

– Мутные звезды! Я вот слушаю тебя, Харан, и мучаюсь загадкой. Ну, где ты так научился говорить?

Свим не видел улыбки Харана. Бывший личный врач руководителя бандеки продолжал улыбаться и тогда, когда проговорил:

– Этому, Свим, не учат. В нашей стране точно. Впрочем, в некоторых бандеках, там, где сохранились Педагоги, преподают науку по названию… ри-то-ри-ка… Да, риторика. Она учит, как надо говорить, как строить речь, какие употреблять слова. Мало того, подсказывает, что при этом делать руками, как улыбаться или негодовать… Целая наука? А я не учился. Когда был молод, мой нэм не позволил, потом появились другие интересы, не до того было. И не так уж я хорошо говорю… Просто мне в жизни много приходилось думать. А когда усиленно думаешь, то сам с собой споришь и подыскиваешь такие слова, чтобы самого себя убедить.

Его слова повисли в пустоте.

Сопел уснувший Ф”ент, свернулся клубком К”ньец, откинулся к стене торн и замедлил метаболизм в своём организме. Как будто уснула Клоуда. А Свим молчал, потому что ему нечего было сказать Харану.

Сказать, что его нэм позволял всё, лишь изъяви желание, но он