Возвращаясь, думал о том, насколько все же здесь мрачные, унылые места – темные леса, казалось, такие древние, словно помнят первых кельтов, бесконечные холмы, возвышавшиеся меж ними гранитные скалы и болота. Болота пустынные, бескрайние и смертельно опасные. Даже весна не делала Девонширскую природу более приветливой. Неудивительно, что именно здесь рождаются такие ужасные легенды, как история собаки Баскервилей.

Признаться, мне было неуютно еще и от мысли, что где-то в этих болотах скрывается зло понятное и привычное, но от этого не менее опасное. Я, конечно, имею в виду каторжника Селдена, дело которого вы, Холмс, раскрыли с таким блеском. Разумеется, сейчас он находится в положении загнанного животного, по чьему следу идут охотники. Но зверь, которому нечего терять, становится еще злее. Шагая по дороге, над которой склонялись покрытые дымкой нежной первой листвы кроны старых дубов, я мысленно хвалил себя за то, что прихватил заряженный револьвер.

Нервы мои были в таком напряжении, что я вздрогнул, когда за спиной раздался оклик. Обернулся и увидел спешившего ко мне худощавого, светловолосого человека. В одной руке он держал сачок для ловли бабочек, в другой – короб для добычи.

– Добрый день, – улыбаясь, проговорил, подходя, человек и зашагал рядом в сторону Баскервиль-холла. – Представлюсь без лишних церемоний, в наших краях это не принято. Я Степлтон, натуралист. Живу здесь, неподалеку. А вы, вероятно…

– Доктор Уотсон. Гость в Баскервиль-холле.

– Верный спутник того самого легендарного Шерлока Холмса? Даже здесь, в этих забытых богом местах, все наслышаны о ваших с ним расследованиях. И что же вы ищете здесь, если не секрет? Предков семьи Баскервилей, волшебных фейри? Или, может быть, хотите раскрыть загадку проклятия их рода, встретиться с фамильным чудищем?

Натуралист был весьма разговорчив и даже немного суетлив. С самого начала он произвел на меня неприятное впечатление. Было в тонких, бесцветных чертах его лица что-то, наводящее на мысль о жестокости и злобе. Возможно, такое впечатление создавалось из-за тонких губ и тяжелого подбородка, а может быть, виной была манера Степлтона щурить светлые глаза и заглядывать в лицо собеседника, будто пытаясь уличить его во лжи. Тем не менее я вежливо ответил:

– Никаких расследований. В Баскервиль-холле нахожусь как гость, по приглашению моего друга сэра Генри. Он попросил составить ему компанию, чтобы избавить от весеннего сплина.

– Да, понятно, откуда берется сплин у обитателей Баскервиль-холла, – хмыкнул Степлтон. – Вот уже в котором поколении главные наследники умирают насильственной смертью. Мне тоже не понравилось бы сидеть и ждать, когда меня настигнет фамильное проклятие.

– Вы верите в проклятия?

Степлтон пожал плечами:

– Я натуралист и верю в то, что вижу. Или слышу…

В этот момент, будто ответом на его слова, из-за деревьев донесся жуткий звук, подобного которому я не слышал никогда в жизни. Это был протяжный, на одной ноте, вой. Но он не походил на волчий, голос издававшего этот вопль существа был гораздо ниже, в нем звучали отголоски тяжелого рычания. Без всякого преувеличения, Холмс, от этого звука кровь стыла в жилах и хотелось оказаться как можно дальше от болот.

– Что это? – стараясь не показывать охватившего меня волнения, спросил я.

Степлтон усмехнулся:

– Говорят, так воет собака Баскервилей – то самое проклятие, в которое вы не верите. Но как натуралист могу сказать, что, возможно, природа этого звука не так ужасна, как кажется. Например, так может кричать выпь. Еще в болотах скапливается природный газ, который выходит наружу, производя странные шумы. К тому же влажная атмосфера может усиливать и искажать звуки, придавая им некую… потусторонность.

Его ответ несколько успокоил меня. В самом деле, решил я, просто нервы расшалились в незнакомой обстановке да еще сыграла роль необходимость присматривать за сэром Генри, которому, по вашему уверению, Холмс, грозит опасность.

Мне очень симпатичен этот активный, доброжелательный молодой человек. Я вижу в нем представителя нового, более прогрессивного поколения английской аристократии. И мне не хотелось бы, чтобы с наследником поместья Баскервилей что-нибудь произошло. Ведь именно на него, на его щедрость и умение вести дела, возлагаются надежды всех жителей…

Будто в ответ на мои мысли, я увидел, что навстречу нам идет сэр Генри. Он с улыбкой помахал рукой:

– Уже возвращаетесь, Уотсон? Как жаль. Разобрался с делами, хотел прогуляться.

Конечно, я заверил баронета, что с удовольствием составлю ему компанию, и представил Степлтона.

– Позволите нанести вам визит, сэр Генри? – тут же поинтересовался натуралист.

– Разумеется! – воскликнул наследник Баскервиль-холла. – Чем больше людей, тем веселее! А надо признать, веселья здесь мало.

– Да, места мрачные, – согласился Степлтон. – Но я люблю Девонширские болота. Кстати, если собираетесь совершить прогулку, могу отвести вас к месту, тесно связанному с историей вашей фамилии.

– О чем вы говорите?

– Я говорю о поляне, на которой сэра Гуго Баскервиля настигло возмездие за похищение девушки. О той самой поляне, где впервые появилась собака-демон.

Степлтон говорил о событиях, описанных в старинной легенде, как о чем-то, что произошло в реальности. К тому же он слишком хорошо знал содержание манускрипта, который доктор Мортимер считал секретом. Когда я заметил это, он проговорил:

– Никакой тайны нет. Собака Баскервилей – не только фамильное предание, это еще и местная сказка, которой вот уже сколько лет матери пугают детей. Что же касается моей веры в нее – да, я, несмотря на профессию, верю в Бога. А раз есть Бог, значит, существует и Божья кара. Именно она обрушилась на Гуго Баскервиля.

Сэра Генри ничуть не смутили его слова, и баронет весело шагал за Степлтоном, который шел впереди, указывая дорогу к таинственной поляне.

Время уже перевалило за полдень, когда мы, пройдя несколько миль по болотам, вышли к обрывистому берегу, который вел в маленькую долину. Посреди нее была лужайка, поросшая высокой болотной травой, в центре лежали два огромных белых камня в форме клыков.

– Вот здесь все и произошло, – с улыбкой сказал Степлтон. – Девушка лежала между этих камней, Гуго – чуть поодаль, а над ним стояла чудовищная собака.

Мы принялись спускаться в долину, и мне показалось, что между валунами что-то лежит. Оказавшись внизу, на мгновение застыл от ужаса, поняв, что именно я вижу. Потом бросился к камням. Мои спутники бежали следом.

На лужайке лежало распростертое тело девушки. Одного взгляда хватило, чтобы понять: бедняжка мертва. У нее было перерезано горло. Широко раскрытые карие глаза на изрезанном лице невидяще смотрели в небо, рот кривился в гримасе страдания, рыжеватые волосы, слипшиеся от