– Завтра – состязания! С утра!

– А сейчас?

– А сейчас – пир! Ешьте, пейте!

– Уруй!

– Уруй!

– Уруй-айхал!

– Уруй-мичил!

– Уруй!..

Буура Дохсун и Тонг Дуурай усыхали медленно, с явной неохотой. Исчезали, втягивались в тела доспехи и оружие, исполин и великан уменьшались в размерах…

– Я! Я – лучший!

– Ха! Я выиграю!

– Невеста моя! Никому не уступлю!

– Мне уступишь!

– Шиш!

– Тебе шиш!

– Выкуси!

Гомонили боотуры, орали слугам, чтоб несли кумыс и мясо. Много мяса, много кумыса! Очень много! Пировать будем! А завтра! завтра…

Ко мне подошла Айталын. Встала рядом, окинула пестрое сборище неприветливым взором. Сморщила носик:

– Сколько дураков собралось!

Поразмыслив, моя сестра уточнила, будто гвоздь забила:

– Один Кюн умный.

3. Ноготь на мизинце

– А я? – спросил я. – Я тоже дурак?

– Ты честный, – откликнулась Айталын. – Тебе не повезло.

– Честный дурак? А что? Даже имя Нюргуну выдумать не смог. Хорошо, он сам нашелся: Парень, мол. Парень-Трясучка. Узнай эти балбесы, кто с нами…

Айталын ткнула меня кулачком в бок:

– Молчи, дурак! Подслушают…

Я представил, что начнется, узнай женихи про Нюргуна, и похолодел. Тот самый? Самый Лучший? В ушах забубнил, захрипел голос покойника-Уота: «Хочу, чтобы самый. Другие – слабаки! Скука! Нюргуна хочу!» Тут бы таких Уотов в очередь выстроилось: «Сильный? Самый сильный? Я самый сильный! Выходи биться!»

– Убьют его, – пробормотал я. – Слишком их много, балбесов. Дюжина измотает, тринадцатый прикончит.

– Молчи, – повторила Айталын. – Никто и не узнает. Видал драку?

– Видал.

– Повезло еще, что Кюн справился. А ну как не справится?

Я не стал рассказывать сестре, что я думаю по поводу давешней драки. Драка? Это не драка была, а песня! Песня дедушки Сэркена, ага. Медный змей-восьминог, железный орел-двуглавец? Как же, помню! И вот: плеть из молний, огонь изо рта… Где ты, дедушка Сэркен? Прячешься? Признавайся: ты воспел? Я-то знаю, как оно на деле: колотушкой по башке, рогатиной под ребра. Или просто сдавили, душат, вздохнуть не дают. Никаких тебе молний, змеев с орлами… А чтобы один боотур двух других разнял – такого, наверное, даже ты, дедушка, не сочинил бы! Чудо из чудес! Однако ж разнял, и кто? Зайчик! По сравнению с этим плеть-молния, адьярай-огнеплюй – баловство, детская забава.

Легкое преувеличение, сказал бы дядя Сарын.

– Эй, Зайчик!

Приосанившись, Кюн Дьирибинэ что-то втолковывал Бэкийэ Суоруну. Одноглазый степенно кивал, соглашался. Вид у Зайчика был столь рассудительный, что меня аж зависть взяла.

– …прав, виноват – без разницы!

– Верно! – согласился Суорун. – А то в прошлый раз…

– В прошлый? – я подошел ближе.

– Ну, когда Буря с Тонгом сцепились…

– Так это у вас не впервые?!

– Какое там впервые!

– И что?

Одноглазый пожал плечами:

– Ничего. Разняли.

– Кто разнял?!

– Он и разнял, сын Первого Человека! Мой шурин! Уважаю, да!

Я уставился на Зайчика:

– Ты? Разнял?!

– Разнял! – Кюн гордо подбоченился. – Свадебное перемирие!

– Когда это ты успел?!

Мои собеседники задумались. Адьярай шевелил губами, Кюн загибал пальцы на правой руке. Рука Зайчика больше не висела тряпкой, пальцы прекрасно сгибались-разгибались. Ну да, на нас, боотурах, все зарастает, как…

– Вчера?

– Позавчера?

– Кюн, – я старался говорить внятно, словно ребенку втолковывал, почему рубаху не носят шиворот-навыворот. – Вчера тебя здесь не было.

– Врешь! А где я был?

– Ты был в Нижнем мире.

– Точно?

– Точней не бывает. Ты был в плену. В плену у Уота Усутаакы.

Зайчик моргнул. Открыл рот, собираясь ответить. Клыки! Клыки исчезли. Зубы парня выглядели острее, чем до пленения, и только. Шея? Короста, подозрительно смахивавшая на чешую, сошла. Обычные царапины, пустяк.

– У Уота? В плену? Ты уверен?

– Ты что, не помнишь?!

– Помню, – в голосе Зайчика я не услышал особой уверенности. – Ну да, Уот. Я с ним бился. В плену сидел…

– Кто же тогда здесь драчунов разнимал?!

Мы обернулись к Суоруну. Адьярай смутился:

– Он? Не он? Кто-то разнял, дьэ-буо!

И удрал, желая избежать дальнейших расспросов. Пусть бежит, от них с Кюном толку все равно не добьешься. Вспомнился давний разговор дяди Сарына со светлой Айысыт: «Ты спасла Саб и детей, но объяснить, как ты это сделала, не можешь. Ты не осознаешь свои навыки. Тебе это даже не интересно…» Тогда я мало что понял. А сейчас не понимал вообще ничего.

– Айда в дом, – вздохнул я. – Родителей обрадуем.

– Обрадуем? – удивился Кюн.

И вдруг просветлел лицом:

– Мы ж в плену сидели! Они нас заждались. Айда!

По дороге я трижды осмотрел пальцы своей правой руки. Когтей не было. Совсем. Разве что ноготь на мизинце выглядел длиннее обычного.

4. Первые Люди

– Вот, – говорю я. – Вернулись.

– Ах-хаа! – дядя Сарын ликует. – Уруй!

Ликует он долго. Закончив, наклоняется ко мне:

– А ты кто таков, юноша? Каких родителей будешь?

Ну, то, что дядя Сарын – Первый Человек, я увидел еще с порога. Тут и слепой увидел бы! Я только не знаю, как давно он Первый Человек. Неужели с момента моего отъезда в Нижний мир? Я, значит, уехал пленников спасать, а Сарын-тойон взял и опять запервочеловечился? Если так, трудно мне с ним будет. Скажу: «Усохни!» – а он бац, и глаза откроет! Может, сразу его мордой в пол ткнуть?

– Юрюн я, дядя Сарын. Юрюн Уолан.

– Чей сын?

– Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун. Вы что, забыли меня?

– Братья есть? Сестры?

– Есть. Забыли, спрашиваю?

– Обычай! – дядя Сарын грозит мне пальцем. Трясет косматой головой, хохочет, хлопает в ладоши. На громадных ве́ках Сарын-тойона возникает и гаснет странный узор, похожий на цепочку утиных следов. – Гость хозяину представиться должен. Я тебе кто? Я прародитель тридцати племен! Вот и представляйся, жених! С чувством, с подробностями! Ты ведь жених?

– Жених, – вздыхаю я.

Сказать по правде, я ждал, что вместо «жениха» прозвучит привычное с детства, чуточку насмешливое «дружок». Дядя Сарын улыбнется, подмигнет, не открывая глаз, и станет ясно, что он притворяется, шутит, рад меня видеть…

Нет, не дождался. До шуток ли теперь?

– Разумный человек к нам приехал. Достойный, вежливый…

Дядя Сарын обходит меня кругом. Тычет кулаком под ребра, ощупывает мускулы на плечах и груди. Кажется, что он осматривает коня перед покупкой: нет ли скрытых изъянов? Сейчас приподнимет губу, проверит зубы.

Терплю, помалкиваю.

– Речь стройная, слова обдуманные. В мыслях толку много…

– Кумыс, – вмешивается старуха.

– Что кумыс?

– Угости юношу кумысом, муженек!

Она сидит в углу, разодетая как на свадьбу. Летняя шуба с опушкой из седого бобра по-домашнему кинута на плечи. Рогатая шапка из лап черных камчатских лис сползла на левое ухо, держится на честном слове. Шея, словно петлей, схвачена серебряным кольцом с подвесками. Гравированные пластинки, болтаясь на цепочках,