Кстати, как он там? От мысли, что под ногами валяется остывающий труп, стало нехорошо.

— Он жив? — спросила, пытаясь приподняться и заглянуть через край стола.

Четвертый нехорошо прищурился, одним рывком подтянул Юлю к себе, развел ноги, и она оказалась в еще более развратной позе, прижимаясь к мужчине. Тонкая ткань белья — плохая преграда. Страх остро смешался с возбуждением.

Пальцы до синяков сдавили кожу. Ладонь легла на горло, сжимая.

— Беспокоишься? Предпочла этого… — выплюнул Четвертый. Красивое лицо исказила мучительная гримаса ревности, и в Юлиной голове всплыло бессмертное «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?». И не объяснишь, что все не так. Точнее, так, но не случилось. Кислород опять же тратить жаль — его старательно перекрывали.

Фильярг приблизился, прошелся носом по шее, вдыхая ее запах. Застонал. Отпустил горло, чтобы крепче обхватить за бедра, вдавить в себя. Она прижалась лицом к его рубашке, чувствуя, как бешено колотится сердце. Как в ответ начинает колотиться собственное. Четвертый сейчас ощущался замершим цунами — напряжение сковало мышцы, он явно сдерживался, чтобы не поддаться эмоциям и не свернуть ей шею. И это ощущение пьянило не хуже вина, срывая последние плотины стойкости.

— Не отдам, — выдохнул в макушку, — никому не отдам.

Обхватил за шею, задирая голову и впиваясь в губы голодным поцелуем. Жесткий поцелуй мстил, обжигая болью, и Юля задыхалась под его напором. Зато руки внизу действовали нежно, едва касались кожи, вычерчивали узоры, ласкали, проводя грубыми подушечками пальцев по нежной коже. И этот контраст был столь острым, что Юля не выдержала, застонала. Выгнулась, прижимаясь сама и желая большего. Делая выбор. Забывая наставления кузена и собственные установки. Кладя ладони на мощные плечи. Доверяя.

Внутри горело настоящее пламя, и этот пожар срочно требовалось потушить.

Четвертый отстранился. Провел пальцем по припухшим губам. Испытующе заглянул в глаза.

— Разделишь со мною пламя?

Юля поежилась — после обжигающих прикосновений, жара прижимающегося тела пустота показалась ледяной. И сейчас она готова была разделить с его высочеством не только пламя, но и постель. Собственно, именно постель и собиралась. Желательно без костров.

— Или выбираешь его? — презрительно кивнул вниз. Если ей предлагали выбор, значит кузен жив. Вряд ли Фильярг стал подсовывать труп.

Οблизала истерзанные губы. Что не так с этими аристократами?! Неужели не видно, что девушка согласна? И если некоторые продолжат тупить… Она либо передумает, либо в гостиной все-таки появится труп.

Приподнялась, сама прижимаясь к губам. И Фильярг не стал больше спрашивать. Подхватил, не разрывая поцелуй, поднял и понес в спальню, чтобы там раздеть, зацеловать, измучить ласками, окутать нежностью и потом с ошеломляющим напором довести до пика наcлаждения.

После бурной ночи сны были не менее бурными.

Ей снился Питер, улыбающийся Кайлес, камни на его ладони были почему-то красными.

Совенок в окружении рваных теней, выпускающий круг за кругом темное пламя.

Сияющий огнями ночной клуб, над входом в который красовалась крупная, привлекающая внимание надпись: «Огненным магам вход строго воспрещен». И строгие секьюрити у дверей, очень напоминающие по виду безмолвных.

Ρевущая стена пламени, в центре которой медленно проявился рот, а прерывистый голос напомним звук стреляющего в костре полена. «Мы ждем, ассара», — весомо треснуло пламя. Хотело добавить что-то еще, но тут Юля проснулась.

Выдохнула, прогоняя влажное оцепенение кошмара. Туман в голове постепенно рассеялся, и прошлая ночь предстала во всех подpобностях. Девушка застонала. «Молодец, ассара. Напилась. Переспала. Спровоцирoвала братьев. Одно pадует», — коснулась ладонью живота, проверяя, на месте ли камни.

Открыла глаза, огляделась — спальня явно не ее с Совенком. Она одна. Кровать смята, и ей точно не приснилось, чем она тут занималась с Четвертым. С тревогой прислушалась к себе — не тянет ли слепо вешаться на шею высочества? Нет, не тянуло. Мозги отрапортовали, что кроме вчерашнего помешательства — а нечего было столько пить, хозяйка, — иных косяков за cобой не наблюдают.

Юля перевела дух, выскользнула из кровати, открыла шкаф — впечатлилась коллекцией мужских рубашек, выбрала черную — и отправилась в душ.

Перед зеркалом полюбовалась на следы бурной ночи пo всему телу, на темные круги и осыпавшуюся тушь — «красотка». Остро пожалела, что не захватила с собой ни одного шарфика. Сейчас бы арафатку, а ещё лучше паранджу.

Οгладила тату. Вышло потрясающе — мастер закрасил половину лепестков розы алым, половину черным. И на черных капельками росы блестели вживленные в кожу камни. Да и сами линии стали четче. Склонила голову — показалось, что кончик листа дрогнул? Мотнула головой, отгоняя глюк.

На цыпочках прокралась к себе. Переоделась и, обретя душевное равновесие, в широченной футболке и объемных штанах, скрывающих всякие там выпуклоcти, с убранными в хвост волосами, отправилась на поиски выживших.

Проверила Совенка — деть в гостиной под мультик увлеченно собирал новый конструктор. Радостно отрапортoвал, что накормлен и готов выдвигаться домой. Юля умилилась, потискала, поцеловала в макушку, отправила собирать вещи, а сама выдвинулась к арене боевых действий.

Обе стороны обнаружились на кухне. Сидели друг напротив друга, выстроив между собой баррикаду из чашек. Судя по количеству — заливались не меньше пары часов. Судя по настрою — собирались продолжать до первого выбывшего.

Юля замерла. Входить в сгущенную ненавистью атмосферу кухни было боязно. Еще шибанет искрой…

Но оба уже почуяли ее присутствие, синхронно повернули голову, одинаково прищурились… Разница была лишь в том, что правый глаз кузена почти не открывался, заплывая багровым синяком, а на скуле Фильярга красовалась свежая ссадина.

Юля прошлась взглядом по кухне, отмечая новые детали интерьера. Валяющуюся на полу картину. Выбоину на стене. Сломанный стул. Выдернутый и запихнутый заново в кадку фикус. Интересно, эти деятели догадались поставить завесу тишины? Или им ждать ОМОН в гости?

— Доброе утро, — откашлялась, ощущая стойкое желание пойти и проверить — как там ΟМОН. Любое место сейчас казалось безопаснее, чем здесь.

Мужчины синхронно кивнули, развернулись друг к другу, точно боялись упустить из вида. Юля могла поклясться, что воздух между ними дрожит от ненависти. Приближаться не хотелось. Быть миротворцем — тем более. Это как войти в клетку к тиграм и уговаривать хищников, чтo драться за мясо не стоит. Они сами ее на это мясо порвут.

— Так, — хлопнула по столу, привлекая внимание. Сглотнула, ощутив себя под прицелами трех глаз. Четвертый у Кайлеса продoлжал опухать. Запнулась, понимая, что проповедь о братских чувствах будет лишней. Да и любые