— Кажется, вы не верите в успех, как и генерал-адъютант, — Николай нахмурился и кивнул на своего спутника.

— Вовсе нет, — возразил я, проигноривав дернувшую меня за рукав Анну Алексеевну. — Я считаю, что мы можем добиться успеха! Только нельзя полагаться просто на храбрость или рассчитывать, что враг уступит — такого не будет! Тут как в драке: если и бить, то сразу кулаком и сжав сразу все пальцы!

— А если не сжать? — Николай улыбнулся, и пришла уже очередь Меншикова хмуриться.

— Тогда можно сломать палец, а враг просто потрет щеку и пойдет дальше.

— Что ж, мы услышали ваше мнение, капитан, — Меншиков махнул рукой, показывая, что я могу идти. — И не беспокойтесь, генералы штаба учтут и не такие мелочи.

Мне показалось, что все мои слова были пропущены мимо ушей. Да что такое случилось с обычно рассудительным князем? И ведь не остаться! Сколько бы я сейчас ни спорил, мнение он свое не поменяет. Теперь разве что получится договориться с конкретными генералами, которые будут принимать участие в сражении.

Я кивнул, развернулся на каблуках и двинулся к выходу. Вместе со мной, явно не желая оставаться в такой обстановке, скользнула Анна Алексеевна, а за ней, неожиданно, Михаил Николаевич.

— Обижаешься? — остановил меня за дверьми великий князь.

Как остановил? Задал этот вопрос, а я просто замер на месте от осознания того, что сын царя может интересоваться такой малостью. Да что там интересоваться — как он вообще на что-то подобное внимание обратил?

— Обижаюсь, — честно ответил я, а Михаил неожиданно хохотнул.

— Правду про тебя Дубельт говорил: иногда ушлый, словно грек, а иногда, словно дитя великовозрастное, ничего не скрываешь.

— Хм, — я не знал, как реагировать.

— Пойдем, — Михаил махнул рукой, предлагая проследовать в занятую им с братом половину особняка. — Мне кажется, ты просто до конца не понимаешь, что именно происходит в Севастополе. Ни замыслы царя, ни сомнения Меншикова, ни дух людей, что тут живут.

— И вы будете тратить на меня время? — я все еще не мог понять.

— Кажется мне, что если мы поговорим, то ты еще больше пользы сможешь принести, — Михаил пожал плечами. — А еще… Вечером же смотр, будем награждать тебя и других отличившихся, а награждать хмурые рожи, скажу я тебе, удовольствие так себе.

Вот он еще и пошутил. Я понял, что только что сын царя сломал вообще все представления о самодержавии, что у меня были до этого. И послушать, что же он хочет рассказать, после такого захотелось еще больше.

— Прошу прощения, — напомнила о себе Анна Алексеевна, которая все это время тенью следовала за нами. — Я, наверно, покину вас.

— Оставайтесь, Аннушка, — Михаил кивнул в сторону кресел. — Заодно, может, дополните мой рассказ. А то я о тех временах знаю только по рассказам отца. Так, может, и вам Алексей Федорович как начальник третьего отделения тоже что-то рассказывал.

Анна Алексеевна кивнула и заняла свое место, я последовал за ней. Михаил же остался на ногах и, медленно прохаживаясь из стороны в сторону, начал рассказывать нам о событиях двадцатилетней давности. Притом рассказывать такие вещи, которые, наверно, не позволил бы себе озвучить больше никто в империи.

Взять только самое начало, когда Михаил спокойно признал, что при Александре I, великом победителе Наполеона, на корабли денег не выделялось. Потом упомянул некоего Алексея Самуиловича Грейга, который занимался Черноморским флотом в 20-е годы. Тогда деньги уже пошли, но расходовались очень странно. Грейг не развивал Севастополь и, более того, сократил учебный процесс сначала до четырех месяцев в году, а потом и до одного.

— В апреле флот вооружался, в мае производился инспекторский смотр, с мая по август корабли несколько раз выходили в море, не более трех дней подряд, и в конце августа флот разоружали, — Михаил криво усмехнулся. — При таком подходе легко представить, чем все остальное время занимались офицеры и матросы.

— Пили? — угадал я.

— Да, а еще охота, бордели и огороды с подсобным хозяйством. Последним, впрочем, больше интересовались нижние чины, — Михаил отвернулся к окну. — В общем, такой «флот хорошей погоды» совершенно не устраивал отца, и он долго искал человека, которому смог бы доверить исправление ситуации.

— И таким человеком стал Лазарев?

— Да, отец очень верил в Михаила Петровича, Меншиков тоже его поддержал, — неожиданно Михаил усмехнулся. — А вот сам Лазарев пытался отказаться. Понимаю его, на Балтике его карьера успешно развивалась, зачем рисковать… Но отец попросил, и Михаил Петрович, прекрасно понимая, как важен нам флот на юге, отправился выполнять свой долг. По плану он должен был приехать сначала на должность начальника штаба, освоиться, а потом уже принимать все бразды правления. Кстати, знаете, что Лазарев попросил за свою службу?

Мы с Анной переглянулись и покачали головами.

— Он попросил разрешения взять с собой своих людей. Тех, кого он сам вырастил, кому мог доверять, с кем бы его не сожрали за неделю местные сухопутные акулы. Для меня это было важным уроком…

— А кого он взял? — спросил я, уже догадываясь об ответе.

— Своего шурина контр-адмирала Авинова, кузена супруги капитан-лейтенанта Корнилова, друга по Морскому корпусу каперанга Бутакова и доказавших свою верность капитана второго ранга Нахимова и лейтенанта Истомина, — Михаил замолчал, словно давая мне оценить ситуацию.

С одной стороны, похоже на коррупцию, когда один тянет за собой родню. С другой, Севастополь вовсе не был хлебной должностью. Фактически Лазарев шел на войну — сначала с бывшими начальниками флота, потом и со всеми остальными. И на кого, как не на семью можно прежде всего положиться в такой ситуации? Тем более, ни один из протеже адмирала его не подвел. Даже Авинов, который выбыл из-за того, что потерял зрение, до последнего исполнял свои обязанности.

— Позвольте, я расскажу, что было после приезда адмирала в город, — Анна Алексеевна нарушила повисшую паузу. — Многие из тех событий проходили через третье отделение, и не все из них потом стали достоянием общественности.

Михаил кивнул, и девушка вывалила на нас новые подробности, от которых у меня невольно сжались кулаки… Как и следовало ожидать, нового начштаба — должность, в которой приехал Лазарев — встретили с неприязнью и попытались сделать