– Разумеется.

— Искренне надеюсь, что действительно понятно, — Захар поправил шляпу и изменил тему. — Когда мы уже заговорили о рядах Ордена... Тебе нужно выспаться и набраться сил. Впереди отличный день! Подошло к концу твое джурство, представляешь?

Северин не представлял. Он привык к своей жизни, будто с рождения путешествовал с учителем. И теперь оказаться в одиночестве? Или с какими-то другими людьми? Трудно вообразить.

Они вернулись в корчму, где Владимир накормил их вкусными кручениками, после чего Захар остался играть в тавлию за квартой варенухи, а Северин поднялся наверх отдыхать.

Снизу доносился смех и звон рюмок, с улицы слышались выстрелы и волчий вой: характерники развлекались. Не все местные были в восторге, но даже сердюки закрывали глаза на эти развлечения — золото, которое сероманцы приносили с собой каждые полгода и щедро тратили, караулили несколько дней шума, разбитых бутылок и развалившихся плетней.

Северин спал прерывисто и беспокойно, просыпался в поту и подолгу всматривался в потолок после каждого пробуждения.

Он снова видел сон, преследовавший его много месяцев.

* * *

Иногда хуга свирепствовала так, что Захар и Северин должны были оставаться на постояние на несколько дней, потому что дороги заметали наглухо, а дальше нескольких шагов не было видно.

«Ты родился в тот день, когда волк проглатывает солнце», — рассказывала Соломия. Малый Северин представлял, как черный волк, такой большой, что заслонял туловищем половину неба, прыгает на блеклое зимнее светило, как оно трещит в его клыках размером с горы, распадается на оранжевые обломки, западает тьма, волк стучится на землю, все вокруг трясет от него, все вокруг трясет от него; с корнем, падают дома в селах и городах. Волчье чрево едва светится, потому что солнце жжет ему живот изнутри, волк воет так громко, что снега сходят с гор, уши закладывает, а в ответ на его плач среди тьмы рождается луна...

Смешное наивное детство.

Приближался шестнадцатый день рождения, а с ним и появление отца. Северин себе места не находил, особенно невыносимо было долгими днями, когда они оставались на гостеприимном дворе, а Захар мучил его очередным переводом. Чем ближе становилось к заветной отметке, тем хуже юноша мог сосредоточиться. Все мысли бесплодно крутились вокруг встречи с отцом.

О чем он расскажет? О мавке, которая провела тайной тропинкой к Гааду? О шарах, которые он наловчился изредка ловить ладонью? Об адской боли во время первого превращения? О строптивом Шаркане, который до ночи серебряной скобы и близко так не слушался его приказов, а сейчас словно читает мысли? Но для старшего Чернововка это звучит только банальными детскими откровенностями. Что может поразить его, что станет поводом гордиться сыном?

В присутствии отца Северин всегда смущался. Рядом со старшим Чернововком он чувствовал себя неуклюжим парнем в компании легендарного атамана, который только по стечению обстоятельств приходился ему дальним родственником.

— Наберись ума и силы, и мы отомстим за маму вместе, — сказал Игорь, когда передал Северина в джуры своему знакомому Захару.

Малыш навсегда запомнил эти слова. Наверное, с того дня каждая встреча с отцом превратилась в странный экзамен, в котором Северин должен как-то доказать собственную значимость, но не знал, как именно. Не знал, как себя вести, не знал, что говорить, чтобы папа гордился им. В конце концов, он совсем не знал собственного отца, сохраняя о нем только скупые воспоминания детства и редкие вспышки встреч в течение десяти лет.

В корчму «Pid starym jasenem» они прибыли двадцатого декабря, проехав несколько длинных холодных часов через стену мелкого снега. В своем последнем сообщении Игорь Чорновок назначил место встречи именно здесь. В корчме, которая действительно стояла рядом со старым ясенем, негде было и яблоку упасть — все спешили успеть домой к Рождеству. Особенно путешественников увеличивалось в непогоду. Нескольким комнатам не хватило и они договаривались за ночлег прямо в зале. Но для господ характерников нашлась небольшая комната на чердаке — корчмарь придерживал ее для особых гостей.

– Только не говорите никому, что мы заранее не договаривались, потому что толпа четвертует, – прошептал он Захару и заговорщически подмигнул.

Северин, который всегда ценил проявление уважения к трем характерным клямрам, того даже не заметил. Он места себе не находил и непрерывно мерил комнату шагами. Ужин, который принесла прямо в комнату румяная жена корчмаря (внизу все столы были заняты) тоже не лезла — Северин, голодный с дороги, только надкусил лепешку и выпил чаю с медом.

— Не переживай так, казаче. Поешь оно лучше.

– Я не переживаю.

Это было неправдой и Захар это отлично знал.

В этом году Северин видел отца несколько минут. Игорь Чернововк подарил сыну бритву и пообещал, что в следующем году они проведут вместе больше времени. Конечно, Северин пошел бриться — он часто видел, как это делает Захар, виртуозно соскребая с лица все, кроме густых баков, и ничего сложного в том не было, поэтому джуре оставалось только повторить увиденное. При всей осторожности процедура завершилась несколькими неприятными порезами, но хуже всего ожидало на следующее утро, когда кожа на местах бритья воспламенилась, набухшая болезненными волдырями и прыщами, и вид Северин выглядел жалким. Захар выдал ему успокаивающую мазь из ромашки и шалфея, однако лекарство помогло не слишком. С тех пор Северин брился не более шести раз — главным образом потому, что ни усы, ни борода, ни баки не спешили сходить такими густыми поростями, как у взрослых мужчин, из-за чего юноша тайком переживал.

Старший Черновок приехал в корчму к вечеру и вошел в комнату, не скинув даже шапки. Когда Северин увидел отца, то забыл все переживания и бросился обнимать его. Обветренное лицо Игоря поросло длинной неряшливой бородой, на черных волосах таяли снежинки. Старый шрам на перебитом носу покраснел от холода. Отец крепко пожал руку Захара, хлопнул сына по плечу и приказал с порога:

- Собирайся! Едем на охоту.

Северин мгновение стоял, как молнией ударенный, а потом подскочил от радости.

- Игорь, я не...

– Подожди нас здесь, – прервал тот Захара. – Скоро вернемся.

Северин спешно надел жупана, кожуха, покрылся опанчой. Пиштоль, патроны, порох, капсюли, сабля, чем — все расположилось по чересу и итогам на своих местах.

– Я готов, отец.

Старший Черновок провел по нему колючими глазами и кивнул. Никакого замечания!

Северина распирало от счастья, когда они проходили мимо набитых столов между постояльцами гостеприимного двора, а разговоры стихали и все вокруг молча смотрели на