Осколки льда ничем не уступают шрапнели, а куски льда именно осколками при столкновении с чем-то ещё и разлетаются…

В состоянии ускорившегося на два порядка сознания я планомерно, шаг за шагом подводил всё к тому, чтобы моя «рефлекторно поднятая» защита не только свела на нет эту нелепую попытку нападения, но и отразила её в брюнета. Я ни разу не шутил, когда размышлял о том, чтобы при случае удавить людей, присоединившихся к травле и едва не довёдших Ксению до ручки. Потому сейчас, получив возможность претворить справедливое наказание в жизнь, я испытал что-то навроде экстаза. Убийства здесь, конечно, не выйдет, но вот возмездие получится вполне себе сносным.

И наглядным, так как град ледяных осколков ещё никому не прибавлял ни здоровья, ни красоты.

В полном соответствии с моим планом все двадцать семь «сосулек» разбились об барьер из телекинетических нитей, прогнувшийся — и от намеренно вложенного переизбытка силы отправивший лишь прибавившие в смертоносности осколки назад, прямиком в брюнета, для которого сейчас не существовало ничего и никого кроме меня. Он буквально упивался жаждой убийства и своим отчаянием, не мысля ни о чём больше. Походило на то, будто бы его или накачали чем, или промыли мозги, поставив перед изнасилованным мозгом одну-единственную задачу. Но так как мне было наплевать на состояние своих врагов, делать удар слабее я не стал.

Лишь поставил отметку в памяти касательно того, что надо бы разобраться в вопросе этой самой «промывки сознания», формально в отношении псионов практически невозможной.

Сразу после выхода моего сознания из ускорения последовал треск попавшей под удар особо крупных и направленных мною мимо цели осколков древесины, а уже в следующее мгновение раздался полный боли крик, ставший бальзамом для моих ушей и надолго отпечатавшийся в памяти. Ублюдок в один миг потерял всякую боеспособность, и сейчас мог лишь выть, да раздирать одежду, в коже под которой засели сотни и сотни крошечных осколков. Ни один не погрузился слишком глубоко, но суммарно это должно было быть довольно-таки больно. В какой-то момент я даже подумал над тем, чтобы усилить испытываемые «жертвой» ощущения, но не успел: брюнет потерял сознание, а к месту подоспел первый преподаватель, в непосредственной близости от которого я злоупотреблять телепатией не собирался.

Немалых трудов мне стоило не позволить улыбке проявиться на лице, и ещё сложнее оказалось с изображением обеспокоенности и щепотки напускной паники. Но оно того стоило, ведь уже сейчас всё пошло в точности по моему плану: полный коридор свидетелей, и все как один утверждают, что пострадавший напал первым, и сам же «убился» об выставленную защиту.

«Триумф!».

Маленькая, но приятная победа, сделавшая нынешний день ещё лучше даже несмотря на то время, что будет потрачено впустую из-за разбирательств…

— Пойдём. Тут и без нас разберутся. — Марина коснулась моего плеча. — Если что — вызовут. А так, может, и без разбирательств обойдётся…

— Тут ты права. — Я отошёл в сторону, ожидая хоть какой-то реакции от преподавателей и парочки охранителей, стянувшихся к месту инцидента, но их мои поползновения не интересовали. Значит, пока я им не нужен, и можно заняться своими делами.

Что и было проделано, в общем-то…

Евгений Нетт

Пси-ON. Книга II

Глава 1

Телепатия и фундамент прочной дружбы

Невысокий, строго одетый мужчина с густой бородой и начавшими седеть бакенбардами зашёл в крошечную комнату следом за полноватым, но не обрюзглым проводником. Последний носил форму следовательского комитета, а на плечах его покоились погоны с тремя светло-голубыми точками: так обозначались офицеры-менталы. И при взгляде на телепата пациент, темноволосый юноша, с ног до головы покрытый бинтами, всхлипнул.

— Оставите нас, господин лейтенант?

— По слову вашему, месье. — Телепат с мягкой улыбкой кивнул, и на самом деле оставил посетителя наедине с задержанным, тем самым нарушив целый перечень инструкций. Щëлкнул дверной замок, и мужчина, огладив бороду, свирепо уставился на своего отпрыска. — Что ты натворил, сучий выкормыш⁈ Назови мне хотя бы одну причину, по которой род не должен от тебя отречься!

— Отец, меня опоили! Я не понимал, что делаю, и желание было не моë! Я…

— Ещë не придумали вещества, которое так помутило бы сознание и не оставило следов в крови, Иоанн. А телепатическое воздействие не прошло бы бесследно, остались бы зацепки в памяти. — Мужчина убрал руки за спину, странным взглядом глядя на изувеченного сына. — Что напугало тебя настолько сильно, что ты открылся для внушения? Чего ты мне не рассказал о своей роли в судьбе той девчонки⁈

Парень отвëл взгляд в сторону. Или, что вернее, попытался: даже эта малость вызвала нестерпимую боль в тканях лица. Сейчас брюнет мог смотреть только строго перед собой, и никак иначе.

— Отец, я и правда почти ничего не делал. Но наблюдал. И не вмешивался. — Забинтованная мумия подняла взгляд, в котором мужчина легко прочитал страх. Настоящий, неиллюзорный страх за свою свободу… или даже жизнь. — И я слишком хорошо это помню, чтобы при глубоком чтении ничего не всплыло на поверхность! Я думал над способом выкрутиться без ущерба роду, подумал о том, кто во всëм виноват… В себя пришëл уже здесь.

— Кто виноват, говоришь…– На лицо мужчины легла тень, а он сам тяжело и шумно выдохнул. — В этом виноват только ты, щенок! Захотел выслужиться перед своим дружком-Кочубеем⁈ Вот и пожинай теперь плоды! — Резко вспыливший, мужчина столь же стремительно успокоился. — Расскажи мне всё, сын, не утаивая ничего. И тогда, быть может, я и род сможем тебе помочь.

Парень мешкал недолго. Нависший над шеей Дамоклов меч, и странное, пришедшее извне желание всё рассказать спровоцировало прорыв дамбы. Пострадавший от собственных сил студент запел соловьём, не замечая даже, что в какой-то момент мимика на лице его отца начала циклично повторяться вплоть до движения глаз и бровей. Лишь изредка эта строгая последовательность прерывалась, когда «отец» задавал уточняющие вопросы: имена, даты, конкретные действия.

Имперское следствие никогда не играло «честно», ибо такая игра зачастую была лишь на руку преступникам. Если того требовало дело, следователь имел практически абсолютные права. Покалечить или запугать, убить или отпустить — только ведущий дело следователь решал, к каким методам прибегнуть ради становления торжества справедливости. И закон в возможностях его практически не ограничивал, отчего вокруг следственного комитета Российской Империи и сложилась мрачная репутация, которую от дурной отделял лишь запрет на