— Так точно!

— Кто командир?

— Был майор Валуйцев Иван Александрович, но его ранили на четвёртый день войны и обязанности командира исполнял его заместитель майор Петров Пётр Михайлович. Герой Советского Союза, как и вы.

Максим не зря провёл свободные полчаса в самолёте, вспоминая, что рассказывал настоящий Николай Свят и выпытывая все имеющиеся сведения у КИРа.

— Знаю Петрова, — кивнул майор. — Встречались. Хороший лётчик, Героя за финскую получил. Значит, говоришь, захватил самолёт?

— Так точно, захватил.

Майор задумчиво смотрел на Максима, потирая ладонью щёку. Затем принял решение и кивнул:

— Пошли, посмотрим, чего ты там наворотил. Оружие только оставь, ни к чему оно тебе сейчас.Савельев! — обратился он к высокому красноармейцу с двумя малиновыми треугольниками в синих петлицах (сержант, отметил про себя Максим, командир отделения, видимо). — Прими у товарища младшего лейтенанта оружие, возьми трёх бойцов и за мной. Остальным охранять пленных.

В самолёте майор быстро огляделся, прошёл в кабину, осмотрелся там.

— Хорошо стреляешь, младший лейтенант, — похвалил Максима. — Три трупа и ноль пробоин в обшивке.

— Старался, — позволил себе чуть улыбнуться Максим. — Зачем нам дырявый трофейный самолёт? Чини его потом.

Майор засмеялся.

— А летаешь ты так же хорошо? — спросил неожиданно. — Сбитые есть?

— Имеются. Два подтверждённых и один «мессер» я завалил над Лугинами. Но это подтвердить некому.

— А всего их сколько было против тебя?

— Три.

— Расскажи.

Максим пересказал то, что рассказывал ему лётчик Николай Свят. Про сопровождение бомбёров СБ-2, которые должны были ударить по житомирской железнодорожной станции.

Про зенитки и «мессеры».

Как сбили его ведомого, как он стал уводить «худых» от бомбёров и в конце концов оказался за линией фронта.

Рассказывал так, будто сам сидел в кабине «ишачка».

Майор слушал внимательно, его стального цвета глаза, словно пытались проникнуть куда-то вглубь Максима, разглядеть то, что обычному взгляду недоступно.

— Значит, остался жив и ушёл к партизанам, — резюмировал он.

— Так точно.

— Повезло. Посадить И-16 на деревья и остаться в живых, — он покачал головой. — Даже не ранили?

— А я вообще везучий, — сказал Максим. — Ранили, но не сильно, по касательной, зажило, как на собаке. С немцами этими тоже повезло. Слишком беспечны оказались, не ожидали, что я нападу. А от оков на ногах я сумел освободиться.

— Как?

Максим показал изогнутую заколку.

— Я же бывший беспризорник, — ухмыльнулся. — Приходилось разные замки открывать в этой жизни.

— Понятно, — усмехнулся майор в ответ. — Савельев!

— Я!

— Вынести из самолёта трупы и пленного и ждать снаружи!

— Есть!

— Присаживайся, младший лейтенант, — предложил он, когда сержант с красноармейцами выполнил приказание.

Они сели.

— Меня зовут Коробков Павел Терентьевич, — сказал майор и протянул руку. — Командир двенадцатого истребительного полка.

— Рад знакомству, товарищ майор, — сказал Максим, пожимая протянутую руку. — И спасибо за доверие.

— Я пока ещё ничего тебе не доверил.

— Но собираетесь, верно? Эх, жаль мои документы остались в партизанском лагере.

— Так ты сохранил документы?

— Конечно. Но на задание не брал.

— Расскажи, как попал в плен. Только коротко, времени у нас мало.

Максим рассказал.

— Получается, немцы знали, что вы попробуете спасти эту тысячу евреев, — сделал вывод майор. — Ловушку вам устроили. Засаду.

— Получается так, — согласился Максим. — Думаю, в этом есть и моя вина.

— Как это?

— Был там у них такой Георг Дитер Йегер, штурмбанфюрер, начальник военной полиции шестьдесят второй пехотной дивизии. Он за нами гонялся. Однажды был у меня в руках, а я его отпустил.

— Почему?

— Чёрт его знает, — Максим пожал плечами. — Он был безоружен и неопасен в тот момент. Может, пожалел. Проявил излишний гуманизм. Каюсь. Надо было убить.

— Надо было, — жёстко сказал майор. — Всех немцев, пришедших с оружием в руках на нашу землю, надо убить. Иначе они убьют нас, наших детей, матерей и жён. Ты готов их убивать, лейтенант?

— Странный вопрос, товарищ майор. Я их уже целый полк уничтожил. То есть не я, конечно, случайно получилось, но всё-таки.

— Да, полк. Взрыв этот фантастический… Ты понимаешь, что такие вещи проверяются?

— Разумеется. Всё должно проверяться. В том числе и я сам.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Но у меня нет ни времени, ни возможностей тебя проверять. Точнее, возможность есть, но я не хочу.

— Простите, не понял.

— Ты же лётчик?

— Лётчик.

— Истребитель?

— Истребитель.

— Ты захватил и пригнал на нашу сторону целый Ю-52 и пятерых пленных в придачу. С важными документами. Для меня этого вполне достаточно. А наша славная контрразведка из тебя всю душу вынет. И еще не известно, вернёт ли обратно. Так что спрошу ещё раз. Готов воевать, лейтенант? У меня лётного состава меньше половины, пополнения нет и не предвидится, немец прёт, как в задницу наскипидаренный. Ничем его не остановить. А останавливать надо. Понимаешь, Коля? Надо останавливать. Кроме нас некому.

— Понимаю, товарищ майор.

— Сейчас — Павел. Ты какого года?

— Двадцатого.

— А я девятого. Одиннадцать лет разницы — это ерунда. Пока партизанил летать не разучился?

— Не разучился, Паша. Что, неужто дашь машину?

— Дам. У меня три «ишачка» свободные, говорю же. Форму тебе выдадим, на довольствие поставим, а документы потом оформим, задним числом. Согласен?

— Конечно! Только…

— Что?

— Тебе за такое самоуправство от родного НКВД не прилетит потом по самое «не могу»?

— Как-как? — засмеялся командир полка. — По самое «не могу»? Надо запомнить. Не прилетит. Я — Герой Советского Союза Павел Коротков. Мои ребятки в первый же день войны одиннадцать самолётов врага завалили. Восемь «дорнье», и три «мессера». Из них два я лично. А первых сбил ещё в Испании. Шесть штук. Потом на Халкин-Голе добавил. Так что пошли все на хрен. Лучшая проверка человека наш он или нет — бой. Бой всё на свои места расставит. Так что не подведи меня, Коля.

— Не подведу, Паша.

Они пожали друг другу руки.

— Но на людях я по-прежнему товарищ майор, — подмигнул командир полка.

— Разумеется, товарищ майор. Один вопрос можно?

— Давай.

— Как тут у вас с довольствием? Честно скажу — жрать