Как я и предполагал, часть техники не поместилась в месте постоя, а оставлять её на лесной дороге я не захотел. Пришлось буквально прорубать небольшую просеку к одной из прогалин, расположенных неподалёку. Там, кстати, обнаружили небольшое стадо коров, которое три пожилых мужика, по их словам, пытались перегнать к нашим. Но, выяснив у них, что они из деревни, расположенной в семи километрах от этого леса, стало понятно, что они просто прячут скотину от немцев, иначе за вчерашний день могли бы уйти намного дальше.

Понятно, что о своих подозрениях я им ничего не сказал. Мы разместили рядом с их стадом технику, укрыв её под кронами деревьев, и договорились о том, что до нашего ухода они побудут здесь у нас под присмотром. Организовали охрану и попадали отдыхать.

Уже засыпая, неожиданно подумалось:

— Если уже сейчас, когда война только началась, мы нашли столько нашей брошенной техники, что же будет дальше? По дороге сюда мы ведь тоже видели и раздолбанную после бомбежек, боев горелую технику, и вполне себе целую. Правда, из-за недостатка времени не разбирались, что там пригодно к использованию, а что нет. Но сам факт этого изобилия напрягает.

С этим я и уснул.

Поспать получилось до обеда, а потом меня подняли. От множества новостей, требующих моего участия, я слегка даже потерялся.

Первая новость — наша третья рота нарвалась и сейчас ведёт бой в сорока километрах севернее нас в другом лесном массиве. Сориентировавшись по карте, я составил короткую радиограмму, в которой указал, что помочь мы сможем только ночью. Для этого им с наступлением темноты надо постараться сосредоточиться на южной оконечности лесного массива.

Сейчас их гоняют по этим лесам, как раз выжимая к этой самой указанной мной оконечности.

Остаётся только надеяться, что они смогут продержаться нужное время.

Вторую радиограмму я подготовил для другой роты, действующей в отрыве от нас. Я велел им продолжать движение по намеченному маршруту, не отвлекаясь на помощь товарищам. Справимся без них.

Отправлять радиограммы из лагеря я запретил. Велел связистам на одном из броневиков в сопровождении отделения мотострелков отъехать, не покидая леса минимум на десяток километров в сторону, и только там начать работу.

Второй новостью, ожидающей моего участия, стала обнаруженная в пяти километрах от нас большая группа окруженцев, насчитывающая в своём составе более тысячи человек.

Самое главное, что этой группой командует полковой комиссар, который страстно жаждет прибрать нас к рукам.

Собственно, нашлись эти окруженцы случайно. На наш секрет наткнулись разведчики этой группы, рыскающие по округе.

Благо, что у бойцов из секрета хватило ума не тащить этих разведчиков к нам в расположение. Они, как и положено, вызвали начальство в лице командира роты. А тот, уже разобравшись в ситуации, решил меня разбудить. Тем более, что к этому моменту пришли известия от нашей роты, ведущей бой.

В общем, сейчас меня с нетерпением ждёт для разговора полковой комиссар. Он четко обозначил свою позицию посетившему его ротному, что берет нас под свое командование.

По словам Потапова, который командует нашей ротой мотострелков (именно он ходил на встречу), комиссар был какой-то слишком нервный. И в разговоре то и дело срывался на повышенный тон.

Деваться некуда, пришлось вместо отдыха идти объясняться.

Технику светить я не стал, хотя и можно было бы проехать часть пути. Взял с собой десяток мотострелков и отправился пешком. По дороге поговорил с красноармейцами, чтобы не теряли бдительность. Мало ли чем закончится разговор, как бы не пришлось уходить с боем. Накручиваю себя, конечно, но чего в жизни только не бывает.

Встреча сразу не задалась. Похоже, этот полковой комиссар правда был слегка не в себе. На мою просьбу показать документы, он ответил криком, попытавшись сходу задавить авторитетом. Ещё меня изрядно напряг находящийся рядом с ним старший лейтенант ГБ, который был как с картинки, чистенький, чуть ли не в отутюженной одежде. Как-то не вязались окруженцы после боев с таким внешним видом.

Комиссар разорялся недолго, закончив свой крик фразой, что, дескать, я со своими людьми поступаю в его распоряжение. И это не обсуждается. После этого велел доложить о составе моего подразделения, а также о наличии вооружения и имущества.

Возможно, если бы диалог пошёл в другом, более конструктивном русле, я, наверное, помог бы этому отряду техникой и припасами. Но поддерживать неизвестно кого (комиссар так и не представился), да ещё после столь хамского поведения, желание пропало напрочь. Поэтому я повёл себя соответственно, не имея желания терпеть подобное отношение. Чуть повернул голову к своим бойцам, не отводя глаз от комиссара, я тихо произнес:

— Приготовиться к бою, мы уходим.

При этих словах НКВДшник напрягся, как перед прыжком, а комиссар спросил каким-то охрипшим голосом:

— Что ты себе позволяешь, майор?

Я, делая короткий шаг назад, передвигая удобнее автомат, висящий на плече, изготавливая его к бою так же тихо произнес:

— Я здесь выполняю личный приказ наркома и не собираюсь подчиняться неизвестно кому, тем более, ведущему себя, подобно базарной бабе.

— Не много ли ты на себя берёшь, майор? — Вмешался НКВДшник, подавая какой-то знак двум, стоящим чуть в стороне, таким же чистеньким, как и он, бойцам, вооруженным в отличие от всех остальных редкими пока ППШ.

— Нет, не много. Попытаешься задержать, умрешь первым вместе с этим неадекватом, — кивнул я на стоящего с приоткрытым ртом комиссара, снимая с предохранителя автомат.

Мои бойцы тоже не стояли столбами и начали, рассредотачиваясь, делать короткие шажки назад, отслеживая обстановку вокруг, чем привлекли внимание отдыхающих поблизости красноармейцев.

— Ты понимаешь, что у вас нет шансов уйти. Здесь у нас более тысячи бойцов.

— Попытаетесь нас задержать, моё подразделение раскатает вас здесь, как малых детей. Странно, что вы не слышали об отдельном батальоне осназа, квартирующего в окрестностях Бреста.

— Подожди, майор, — вышел вдруг из ступора полковой комиссар и уточнил: — Ты тот самый майор Захаров?

— Я по прибытии представился по всей форме в отличие от Вас и показал документы.

— А ведь я тебя сейчас вспомнил, майор. Я видел тебя в УНКВД вместе с комиссаром третьего ранга ГБ Цанавой.

При этих словах комиссара НКВДшник ещё больше напрягся, а сам комиссар между тем продолжил говорить:

— Наслышан я, что ты, майор, человек резкий. Но сейчас не то время, чтобы горячиться. Поэтому опусти автомат и давай поговорим спокойно.

— Поговорили уже.