Глава 24

Организация чуда

Жара, пришедшая на смену Куйбышевской весне, наполнила кабинет Льва густым, неподвижным воздухом, пахнущим пылью и нагретым металлом оконных рам. Лев, сняв халат и оставаясь в майке, изучал сводки по расходу перевязочных материалов. Цифры плясали перед глазами, выстраиваясь в знакомую кривую — рост, несмотря на все оптимизации. Война, даже отступая, требовала своей дани.

Дверь открылась без стука, в кабинет вошел Громов. В его руках, вместо привычного портфеля, был свернутый в трубку картонный тубус и две алюминиевые кружки. Лицо старшего майора ГБ, обычно непроницаемое, сегодня выдавало едва уловимое, но несомненное оживление.

— Ну и жара, — констатировал он, ставя кружки на стол. — Чай. Без сахара, и крепкий.

Лев кивнул, отложив бумаги. Громов развернул тубус и извлек новую, свежую карту. Она пахла типографской краской. Красные стрелы рвались на запад, охватывая гигантские территории.

— После выхода Финляндии из войны, полного снятия блокады с Ленинграда и разгрома немцев под Курском, — голос Громова был ровным, — стратегическая инициатива безраздельно наша.

Лев водил пальцем по карте. Харьков, Орел, Белгород. Его собственные карты, которые он вел тайно, с датами из другого времени, теперь безнадежно устарели. Его вмешательство — тысячи спасенных жизней, которые не выбыли из строя, укрепленная медицина, а значит, и большая устойчивость войск — сработало. История сбилась с ржавых рельсов и понеслась по новому пути. Он чувствовал не радость, а ледяную тяжесть в груди.

— В Ставке считают, — Громов отхлебнул чаю, — что при сохранении темпа, Берлин может быть взят к маю-июню сорок четвертого.

Слова повисли в воздухе. Лев откинулся на спинку стула, и комната на мгновение поплыла перед глазами. На год раньше. Миллионы жизней… Неужели? Мысль была одновременно ослепительной и пугающей. Он представил себе эту лавину, катящуюся на запад. Хватит ли у страны сил? Хватит ли у «Ковчега» ресурсов, чтобы поддержать это стремительное, яростное наступление?

— Понятно, — выдавил он, и его голос прозвучал хрипло. — Значит, работать придется еще быстрее и эффективнее.

Громов изучающе смотрел на него, его взгляд, казалось, видел не только лицо Льва, но и тот вихрь из ужаса и надежды, что бушевал внутри.

— Ваша работа, Лев Борисович, уже стала одним из факторов этого темпа. Не забывайте об этом.

Он свернул карту, оставив одну кружку с недопитым чаем на столе, и вышел. Лев остался один с гулом в ушах и новой, невыносимой ответственностью. Они должны успеть.

* * *

Катя вошла в его кабинет, держа в руках папку с графиками. Ее лицо было сосредоточенным, на лбу пролегла легкая морщинка.

— Лев, посмотри на это.

Она разложила перед ним листы. Графики количества хирургов и операционных упрямо ползли вверх. А вот кривая общего числа операций в сутки, достигнув определенного плато, замерла, как уставший путник перед непроходимой стеной.

— Мы упираемся в потолок, — сказала Катя, тыкая карандашом в злополучное «плато». — И я почти уверена, что знаю, где это «узкое горлышко». Пойдем.

Они спустились на второй этаж, в царство хлорамина, пара и звона металла — Центральное Стерилизационное Отделение. Воздух здесь был плотным и влажным. Картина, открывшаяся им, напоминала адский конвейер. Горы окровавленного инструмента вываливались из тележек на столы. Медсестры, с лицами, осунувшимися от усталости и жары, метались между огромными автоклавами, похожими на доисторических чудовищ. Хирурги, заложив руки за спину, нервно прохаживались у раздаточного окна, поглядывая на часы.

— Сорок минут, — вдруг сказала Катя, незаметно достав из кармана хронометр. — Сорок минут ждет седьмая операционная набор для аппендэктомии.

Лев наблюдал, как одна из санитарок, пытаясь найти нужные зажимы, перебирала целую гору инструментов, сгребая их обратно в общий котел с характерным металлическим лязгом.

— Мы теряем не инструменты, — тихо, почти шепотом, проговорил Лев, глядя на эту какофонию. — Мы теряем жизни, по сорок минут за раз.

Следующие несколько дней превратились в сплошной кошмар для персонала ЦСО и для них самих. Лев, Катя и примкнувший к ним Сашка с блокнотами в руках проводили хронометраж. Они замеряли все: время от момента, когда последний окровавленный инструмент падал в лоток в операционной, до момента, когда чистый, стерильный набор попадал в руки следующему хирургу.

Цифры получались чудовищные. До шестидесяти процентов времени — это была не стерилизация, а перемещения: перенос, сортировка, поиск потерявшихся скальпелей и зажимов, ожидание, пока в автоклаве освободится место для очередной партии.

— Опять за мной ходят? — старшая медсестра ЦСО Марфа Игнатьевна, женщина с лицом, испещренным морщинами заботы, и руками, знавшими свое дело до автоматизма, смотрела на них с открытой враждебностью. — Мы и так на износ, как загнанные лошади! Ваши графики и бумажки нам не помогут, они только мешают!

Лев понимал ее чувства. Он видел, как устали эти женщины. Но он также видел, что их титанический труд был напрасен на две трети.

— Марфа Игнатьевна, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Мы здесь не для слежки. Мы здесь, чтобы найти способ облегчить ваш труд, а не усложнить его. Сейчас вы работаете вопреки системе. Давайте попробуем сделать так, чтобы система работала на вас.

Идея, рожденная в его кабинете, была простой и гениальной. Лев, Катя и Крутов собрались в инженерном цеху, пахнущем машинным маслом и озоном.

— Нам нужна цветная маркировка, — объяснял Лев, рисуя на листе бумаги. — Инструменты и наборы — по цветам. Зеленый — для чистой сосудистой и торакальной хирургии. Красный — для гнойной. Синий — для общей и абдоминальной. Желтый — для нейрохирургии.

— И тележки, — подхватила Катя. — Не эти корзины, а специальные тележки-контейнеры с отдельными ячейками под каждый набор. Чтобы весь набор стерилизовался целиком и подавался в операционную в той же тележке.

Крутов, уже не тот скептик, что год назад, лишь кивнул, в глазах загорелся огонек инженерного азарта.

— Штампы для маркировки сделаем, — пробормотал он. — А тележки… да, я вижу. На шасси, с противооткатными упорами. Материал — нержавейка, какая есть.

Внедрение проходило болезненно. Медсестры в ЦСО, привыкшие работать на ощупь, в хаосе, путались в новых цветах. Слышалось ворчание: «Опять барские затеи… Зеленый, красный… как на карнавале».

Но Лев был непреклонен. Он лично приходил в ЦСО, объяснял, показывал. Катя разработала простейшие инструкции-плакаты с рисунками.

Прошла неделя. Лев зашел в ЦСО. Марфа Игнатьевна, стоя у нового стеллажа с разноцветными контейнерами, нехотя признала:

— Бегать, конечно, меньше стали… И правда, путаницы тоже. Эти тележки… они тяжеловаты, но зато все в одном месте.

Старшая медсестра из отделения общей хирургии, забежавшая за набором, подтвердила:

— Вчера сделали на три плановые операции больше. Инструмент подавали без задержек, как по