или жалел на сбор. Скорее прикидывал будущую реакцию государя. 
— Можно мне, Ваше Императорское Высочество? — спросил Костомаров.
 И фуражка слиняла от растерянного Гогеля и оказалась на преподавательском столе профессора.
 Костомаров вынул кожаный кошелёк и выгрузил в ёмкость пару бумажек, кажется, пятирублёвых.
 — Сколько там? — спросил Саша.
 Костомаров пересчитал.
 Несколько кучек банкнот и стопочек мелочи.
 — Сто сорок три рубля пятьдесят копеек, — подытожил профессор.
 — Отлично! — сказал Саша.
 — Плюс ваши часы, — добавил Костомаров.
 — Одеяла сегодня же купим в крепость отвезём, — пообещал Саша. — Часы можно потом продать, и деньги пойдут на книги. Николай Иванович, вы согласны хранить кассу помощи заключённым студентам?
 — Да, хорошо.
 — Господа студенты! — продолжил Саша. — Поднимите, пожалуйста руки, кто за то, чтобы доверить кассу Николаю Ивановичу?
 Студенты подняли руки. Много.
 — Петя, посчитай, пожалуйста! — попросил Саша Кропоткина.
 Юный князь важно обошёл аудиторию и честно посчитал.
 — Кто против? — спросил Саша.
 Таковых не оказалось.
 — Честно говоря, не доверяю единогласным решениям, — заметил Саша. — Мне всегда кажется, что что-то тут не то. Но быть по сему.
 — Сегодняшняя лекция посвящена истории царевича Алексея Петровича, — начал Костомаров.
 — О! — с места сказал Саша. — Актуально! Как раз после сбора узникам Петропавловки. Мандерштерн просветил меня, что царевич был в Трубецком бастионе. И даже показал конкретный каземат.
 Костомаров строго посмотрел на Сашу.
 — Извините ради Бога, Николай Иванович! — сказал Саша и сел на место.
 — Да, — сказал Костомаров, — Александр Александрович совершенно прав, царевич Алексей содержался в Трубецком бастионе. Но начнём мы не с этого, а с первой женитьбы Петра Великого и рождения его сына…
 После лекции Саша с Кропоткиным подошли к профессору. Их тут же обступили студенты.
 Костомаров отсчитал 140 рублей на одеяла (с запасом).
 — Я там был 12 лет назад, — тихо сказал профессор.
 — В Петропавловской крепости? — спросил Саша.
 — Да.
 — В Алексеевском равелине?
 — Да-а…
 — По делу Кирилло-Мефодиевского братства?
 — Вы знаете.
 — Конечно, — кивнул Саша. — Всеславянская федерация со столицей в Киеве и двухпалатным сеймом.
 — Это в прошлом, — заметил профессор.
 — Мне тоже кажется, что объединить славянские народы в одну федерацию — это совершенно нереалистично, — заметил Саша. — «Домашние старые споры» с грабежами и резнёй будут сменять друг друга с изрядной регулярностью.
 — Ну, почему вы так думаете?
 — Потому что славянские народы разные. Есть католики, вроде хорватов. Есть с многовековой политической культурой, как поляки. Есть европейцы, помнящие Магдебургское право, вроде чехов и даже белорусов. Есть украинцы с их культом казацкой вольницы и есть русские с многовековым рабством. Не уживутся в одной федерации. Даже в империи — вряд ли. Даже если верховная власть будет в зародыше душить все ростки междоусобиц. И рад бы поверить, да не верится.
 — Я слышал, что вы предрекали объединение Италии…
 — Италия будет единой, — кивнул Саша. — Германия — тоже. Славяне — нет.
 — Но в Италии и Германии тоже есть разнородные части. В Германии даже языки отличаются в различных землях.
 — Не настолько, как, например, русский от польского, или от сербского, — возразил Саша. — Немцы из разных земель вполне способны понять друг друга. Я же ни польского, ни сербского, ни чешского не пойму. Даже болгарский на слух непонятен.
 О едином президенте все эти замечательные братья-славяне не договорятся никогда. Потому что чехи захотят чеха, болгары — болгарина, поляки — поляка и так далее. Подерутся ещё на этапе выборов.
 Мне кажется для гипотетической всеславянской федерации конституционная монархия даже реалистичнее, поскольку члены королевских домов Европы по сути не имеют национальности и принадлежат к нации под названием «европейцы». Я, например, скажем так, имею дерзновение называть себя русским, но можно долго считать, сколько во мне не русской крови.
 — А я бы за вас проголосовал, — тихо сказал Костомаров.
 — Лестно, конечно, — улыбнулся Саша, — но я бы не взялся. За всеславянскую федерацию — нет. Ибо с ужасом думаю, сколько подданных мне придется вырезать, чтобы не дать им вырезать друг друга. Пусть живут, как хотят, по отдельности.
 — В Кирилло-Мефодиевском обществе мы принадлежали к разным частям славянского мира, но совсем не склонны были друг друга резать.
 — Образованные люди легче друг с другом договариваются. Но во всеславянской федерации средний уровень образования будет ниже плинтуса, особенно учитывая 70 миллионов русских, из которых большая часть крестьяне, увы, неграмотные.
 — Славяне — очень мирные и незлобивые люди, — заметил Костомаров.
 Саша вздохнул.
 — Ладно, спор все равно беспредметен. Кстати, в равелине сделали ремонт. Выглядит прилично, но сырость никуда не делась. Вы там долго пробыли?
 — Ровно год.
 — На что мне там следовало обратить внимание? Может быть, чего-то не заметил?
 — Насчёт одеял вы правы, насчёт книг — тоже. С сыростью, видимо, ничего не сделаешь, если уже ремонт не помог. Кормили в моё время не очень.
 — Ну, гороховый суп, конечно, не ресторанный, — заметил Саша, — мог бы быть и получше или его могло не быть. Остальное терпимо.
 — Вы что пробовали?
 — Конечно. Как бы иначе я мог судить об этом? Объел одного из арестантов, чтобы мне из отдельного котла не налили. Но, он, вроде, был не в обиде. Я не пустой к ним пришёл.
 — Это правда про восемь пудов продуктов? — спросил кто-то из студентов.
 — Да, примерно столько. Но это на месяц на два десятка человек.
 После лекции Саша с Кропоткины поехал в Гостиный двор за одеялами.
 Было бы неплохо прихватить с собой какую-нибудь даму, но не сложилось. С другой стороны, Гогель, как военный человек тоже должен был разбираться.
 Гувернёр явно не понимал, ругать подопечного или хвалить. На Руси всегда «несчастным» арестантам помогали. Но с другой, они политические. И ребенок устроил явную студенческую сходку. Даже с голосованием.
 — Нужны одеяла, — сказал Саша торговцу. — Шерстяные. Потолще и потеплее. Двадцать штук.
 Хозяин встречал, само собой, лично. Был он вида вполне старообрядческого, толст и бородат. И напоминал Савву Васильевича Морозова.
 — Одеяла для арестантов, в крепость, Ваше Высочество?
 — Да, — кивнул Саша.
 В быстром распространении слухов есть свои преимущества: меньше объяснять.
 Приказчик побежал за товаром и принёс штук пять на выбор.
 Саша несколько растерялся.
 — Григорий Фёдорович, вы что думаете? — спросил он.
 — Мне кажется, это.
 И Гогель показал на весьма толстый вариант коричневого окраса.
 — Хороший выбор, — сказал хозяин лавки.
 — А сколько стоит? — спросил Саша.
 — Девять рублей, — доложил приказчик.
 — А остальные? — спросил Саша.
 Выбранное одеяло оказалось ожидаемо самым дорогим. В общем-то и в пять рублей можно было уложиться. Но к пятирублевому варианту как-то не лежала душа.
 — Может, не для всех сразу возьмём? — предложил Кропоткин.
 — Оптовая скидка будет? — спросил Саша.
 — И не только оптовая, — сказал хозяин. — Я же знаю, что для арестантов. Уж, простите не могу