или?.. По ходу репетиций мне казалось, что ее глаза горели ответной страстью, или это была правда? Естественно, мы не могли слишком открыто выразить наши чувства, а уж поцелуй мог закончиться тем, что на сцене мгновенно материализовалась бы ее маменька с иконой в руках, дабы немедля благословить влюбленных и мгновенно направиться под ее конвоем в ближайший загс, пардон – в храм. Подумал – а так и случилось! Нет. Не поцелуй случился. А мамаша! Правда, без благословения и иконы. Княгиня Оболенская, в девичестве Гагарина, действительно почти все время находилась поблизости от любимой дочери. И тому, помимо прочих, были и объективные обстоятельства. Именно ей выпало сыграть фрагментарную, но весьма ответственную роль императрицы Елизаветы Петровны.
Я уже значительно позже узнал от своего венценосного ученика о той проверке, коя предшествовала выбору и утверждению именно этой кандидатуры. По своей глубине и тщательности она на несколько порядков превосходила те «фильтры», через которые во времена 60-х годов двадцатого века пропускали в СССР претендентов на заграничную поездку, особенно если речь шла не о Монголии или Болгарии. Понятно, несмотря на расцвет демократии и гласности, коими сопровождались реформы, проводимые моим батюшкой, согласившимся занять трон, исключительно подчинившись гласу народа, появиться в императорской короне, пусть даже и в театральной постановке, имела право лишь та, чьи предки записаны в Бархатную книгу. Но была еще небольшая деталь, требующая дополнительного заключения специалистов в вопросах генеалогии о полном наличии присутствия малейших признаков родства княгини Оболенской с Лопухиными, пусть даже на уровне «десятая вода на киселе».
Причина сего пусть и неофициального, но углубленного исследования уходила своими корнями во времена царствования милейшего и добрейшего императора Петра Алексеевича. Сей достойный монарх сумел совершить деяние, которое не часто встречается среди августейших особ, а именно – жениться по любви. Но при этом возникли определенные проблемы, плоды сей страсти появились до официального заключения брака. И в результате Елизавета Петровна формально могла считаться незаконнорожденной. А вот Лопухины, кои через Евдокию Федоровну были в родстве с царем Петром Алексеевичем, могли представлять реальную угрозу. Собственно, и сама история о приключениях и подвигах гардемаринов строилась именно на этом обстоятельстве. Поэтому кавалерственная дама, фрейлина императрицы Ольги Федоровны и по совместительству директриса Смольного института ее превосходительство Томилова, теперь могла с легким сердцем обрадовать княгиню известием об поистине царской роли.
В общем, каждый вечер, когда мы приходили на репетиции, был для меня праздником. Поначалу друзья беззлобно подтрунивали надо мной. Алешка Крылов в шутку предлагал заняться девиацией моего внутреннего компаса, ибо меня все время тянет в сторону Смольного, а Димка Менделеев периодически демонстрировал сделанный им бумажный флажок, который символизировал букву Веди, сиречь сигнал: «Курс ведет к опасности». Но эта пикировка продолжалась недолго, и очень скоро, после серии залпов двух пар голубых глаз, принадлежавших двум же очаровательным белокурым благородным девицам, мои друзья выбросили белый флаг. Первые вечера на сцене царствовала наша троица и не имела никакой конкуренции, пока не пришло время прозвучать песне «Ланфрен-ланфра», кою по замыслу должен был исполнить мужчина, вступивший в пору зрелости, старый солдат, искушенный в любовной словесности. И надо сказать, что дядюшка одной из смолянок великолепно сыграл эту роль. Когда из его уст звучал призыв: «Лети в мой сад, голубка», дамы, присутствующие в зале, платочками промокали слезинки и многие из них, даже те, кто больше подходил к категории гуси-лебеди, едва сдерживали себя от попытки взлета.
Как говаривал один кот в полосочку: общий труд на мою пользу сближает! В любом, даже временном замкнутом коллективе, когда люди общаются друг с другом, возникают отношения, которые имеют скорее вид легкой дружбы, нежели привязанности. Вполне возможно, что княгиня Оболенская в трезвом уме и рассудке не видела ничего предосудительного в более тесном знакомстве ее юной дочери с сыном императора, пусть и не цесаревичем. Мне очень сложно представить, что было у нее в голове! Но то, что Олечка мне понравилась, мамаша заметила. И даже пригласила меня в воскресенье на семейную прогулку.
Это была первая встреча с Ольгой за пределами стен Смольного института, но не последняя. Последовали еще встречи и еще. Целых два раза. Они дарили бездну счастья моей юной душе (которая кусок от Сандро) и поистине умиляли старого циника, коим я по сути своей и являюсь! Что может быть лучше, чем идти рядом с прекрасной девушкой и говорить одновременно обо всем и ни о чем? Наблюдать сие действие как бы со стороны, одновременно в нем участвуя! Прикольное раздвоение личности! Почти шизофрения. Думаю, что у попаданцев шиза должна периодически проявляться, ну не может быть иначе, главное, чтобы крышу не сорвало. И от гормонов в том числе! Во вторую нашу встречу в Александровском саду заметил Дмитрия и Алексея, у которых на лице было выражение растерянности и радости, и они так же ворковали со своими спутницами и чушь прекрасную несли. Интересно, я выгляжу со стороны таким же влюбленным остолопом, или все-таки у меня лицо не настолько осоловело от нежданного счастья? Зеркало в парк! Немедленно. Но ни рояль, ни зеркало из кустов не выпало! Жаль! Выпал в осадок охранник… Шататься зимой по парку небольшое удовольствие. Ведь для моей личной охраны эти мои прогулки значили казенный интерес и дополнительную головную боль, ибо им теперь пришлось брать под свой колпак и Ольгу, и ее матушку с батюшкой, и на всякий случай и остальных их детей.
А дворянские семьи в Российской империи, как правило, были многочисленными. Взять, к примеру, одного кандидата математических наук, действительного статского советника и по совместительству отца дедушки всех октябрят – Илью Николаевича Ульянова. Так он, в перерывах между инспекциями народных училищ, сумел поспособствовать появлению на свет четырех сыновей и симметричного количества дочек. Кстати, мне очень скоро пришлось на собственном примере убедиться, что преподаватели в Морском корпусе во многом проявляли большую принципиальность в оценке знаний своих воспитанников, чем их коллеги в будущем, и в особенности в двадцать первом веке. Невзирая на то, что готовящийся спектакль находился под можно сказать высочайшим контролем, нашу троицу вызвали в кабинет контр-адмирала Епанчина и пропесочили без анестезии за наметившуюся тенденцию снижения успеваемости. Да-с, умели тогда держать отпрысков высокопоставленных особ в ежовых рукавицах, пришлось клятвенно обещать и стремительно устранять пробелы в учебном процессе.
В один из дней, когда я наслаждался одиночеством в своих апартаментах в Ново-Михайловском дворце, ведь все время быть на людях в конце концов сильно утомляет, мне передали телеграмму от императора, прочитав кою,
