— Годится, — сказал я и коротко пожал плечами. — Вот говорят же, что курить на рабочем месте нельзя, и ни до чего хорошего это точно не доведёт. Но нет — попадаются такие умники, которые это игнорируют.

Реакция была соответствующая — у обоих мужиков на лбу выступила испарина.

— Так вот, — продолжил я, — я в последний раз настоятельно рекомендую сказать, кто это был.

— Да мы не знаем, честно не знаем, — заговорили работяги вразнобой.

Не знаем, значит…

Я понимал: дальше объяснять смысла мало. Они выбирали: дальше покрывать подельника или начать говорить. По поведению было ясно, что пока в их приоритете — выгородить подельника.

Ну что ж.

У меня в арсенале имелась ещё парочка приёмов из девяностых, и все они были далеко не декоративные.

Ромчик открыл рот, закрыл, потом с глухим вздохом опустил плечи. Витёк снова посмотрел в сторону двери, прикидывая пути отступления.

Я дал им ровно три секунды. Три секунды, чтобы решить — будут ли они дальше играть в «не знаем». Они молчали дольше.

— Незнание не освобождает от ответственности, — сказал я, подбросил зажигалку в руках и ловко перехватил.

Затем подошёл к тому самому станку, который снимает резину с диска, и остановился у него на расстоянии вытянутой руки. Рукоятки, рычаги, фиксаторы — всё было на виду. Я чуть наклонился к механизму и пробормотал так, чтобы работяги слышали:

— Так, понять бы, как эта приблуда включается.

Ромчик не выдержал.

— Подожди, не надо — я всё скажу! — вырвалось у него.

— Говори, — сказал я.

Витёк попытался пресечь, вскинул руку:

— Ромчик, не говори ничего, Али нас за это убьёт, — выпалил он.

Но Ромчик не промолчал — видно, мозги начали работать.

— Витёк, иди ты на хрен, я не хочу садиться вот на этот станок своей пятой точкой! — шагнул он назад, выставив перед собой руки ладонями вперёд.

Я посмотрел сначала на Ромчика, затем перевёл взгляд на Витька.

— Вот, пожалуйста — отличное решение у Ромчика, — хмыкнул я. — А ты, Витёк, как я понимаю, хочешь испытать свои таланты на станке?

Витёк хмуро покачал головой, руки сжались в кулаки.

— Ты этого не сделаешь, — процедил он.

— Ясно, — сказал я с невозмутимым видом, — видимо, мы с вами ещё не настолько знакомы, чтобы ты был уверен, что я это не сделаю. А я сделаю, Витёк.

С этими словами я сделал шаг к Витьку, делая вид, что собираюсь схватить его за шиворот. Он среагировал мгновенно, буквально вжавшись в стену, словно желая в ней раствориться.

Но хватать я его не стал. Мой взгляд пробежал по стене за верстаком — там на крючке висели ключи. Судя по всему, от дверей шиномонтажки. Я быстро снял ключи с крючка и сжал их в ладони так, что они звякнули.

— Руки марать я в самом деле не хочу, — пояснил я. — Поэтому я, пожалуй, просто сожгу тут всё к чёртовой матери.

Фраза прозвучала как констатация, и таковой она по сути и была. Я подкинул ключ в руке и направился к выходу.

— Эй, мужик, ты чё? Ты чего собрался делать? — взвыл Витёк. Похоже, он уже начинал понимать, что это не пустые слова.

Я не останавливался. По пути нагнулся к ветоши, пропитанной спиртом, чиркнул кремнём два раза, высекая пламя, и приложил её к ветоши.

Ветошь вспыхнула. Пламя поднялось мгновенно — огонь схватил пропитанный спирт и стал расти.

— Гори. Гори ясно, чтобы не погасло, — усмехнулся я.

Огонь разгорелся так, что в глазах у рабочих отразился страх. Ромчик вскочил, инстинктивно бросился к столу и перевернул его, забыв о приколотой к столу ручке шила. Барахло со стола упало на пол, посыпались шурупы, тряпки, коробки. Металлический звон смешался с криками работяг.

— Эй, ты же сейчас всё здесь спалишь! — закричал Витёк.

Я спокойно двинулся к двери и снял со стены огнетушитель. Он висел не у входа, а в глубине помещения, заставленный резиной так, что сразу к нему не подобраться. Внешне огнетушитель был рабочим, но расположение делало его практически бесполезным в моменте.

— Всё, давайте, мужики, — сказал я и потряс кулаком. — Я пожалуй пойду. Сейчас только дверь за собой закрою — а то как-то некультурно.

— Мы же сейчас тут всё спалим, к чёрту! — заорал Витёк.

— Ну, что-то вроде того, — охотно подтвердил я.

И открыл дверь шиномонтажки. Сделал шаг в проём, ещё раз мельком оглянулся: пламя горело, Ромчик и Витёк в замешательстве, инструменты и столы перевёрнуты.

Чёрт был не так страшен, как его рисовали в их головах. Огонь не успел разойтись дальше ветоши. Но я и не рассчитывал на чудо: я заранее прикинул соотношение эффекта и риска и сознательно принял решение. Эффект в данном случае перевешивал возможные потери.

Это был расчёт: замкнуть ситуацию на этой парочке мужиков, дать понять, что последствия реальны, и что у них есть выбор.

Я наблюдал, не вмешиваясь, дав времени сделать своё дело. Огонь, гарь — всё это должно было сработать как психологический рычаг.

И, чёрт возьми, сработало моментально. В одно мгновение в глазах обоих мелькнуло то, что называется паникой.

— Всё, скажем, всё скажем! — крикнули Ромчик и Витёк одновременно. — Потуши только огонь!

Хм… стандартный расклад. Принципиальность держится ровно до момента прямой опасности. Как только приходит осознание, что прямо здесь и сейчас можно потерять всё, риторика мгновенно меняется.

Ромчик и Витёк это показали на полную. Теперь они искали способ отыграть ситуацию назад.

Но опыт общения с разными «товарищами», у которых мне приходилось выбивать нужные сведения, научил простому правилу: прекращать давление можно только тогда, когда информация уже у тебя на руках. Ни секундой раньше.

Я видел это не раз: стоит выключить паяльник или потушить огонь — и человек, который минуту назад был готов выложить всё, вдруг резко передумывает. Стоит проявить слабину — и всё начинается по новой.

Поэтому я не купился на их крики и обещания. Ромчик с Витёком уже наперебой твердили, что всё расскажут, но для меня эти слова ничего не значили. Пока они не начали говорить конкретику, разговор оставался пустым.

Я медленно покачал головой, давая понять мужикам, что так не работает. В ответ Ромчик и Витёк замерли, переглянулись. Их «мы всё скажем» не произвело нужного