Я спокойно выслушал его монолог и кивнул второму:

— Ты что скажешь?

Тот тряхнул головой и пробурчал:

— А чего сказать? Я её не того, держал только. Мне чё тут? Вот и всё. Давай, лейтенант, отпускай, спать хочется.

— Спать, говоришь… — я указал на двоих бойцов. — Ты и ты. — Тащите верёвку.

Ни тот, ни другой не двинулись. Я резко выхватил меч и плашмя ударил одного по плечу. От удара его качнуло, он едва успел ухватиться за товарища, чтоб не упасть.

— Вы, суки, в уши долбитесь или я говорю тихо?

Оба ринулись в дом на поиски верёвки, а я выставил меч перед собой, попеременно наставляя острие на каждого до кого мог дотянуться.

— Вы подписали договор, в котором обязались выполнять все мои приказы, какие бы они ни были. Забыли? Неисполнение несёт только одно наказание — смерть. Если кто-то думал, что это так, фигура речи, то он ошибся. Каждый, кто нарушит договор… Я обещал найти? Я найду! Кому не нравится, пусть выйдет вперёд и скажет, что я не прав. Есть желающие?

Никто не вышел. Психология стада: все бояться как один, а один как все. Если бы они дружно двинулись на меня, то втоптали в грязь. Но я пастух этого стада — и пастух, и волкодав в одном лице. А они овцы, и будут делать, что прикажут. А я за это буду их кормить и защищать.

— Свяжите этих.

Я ни на кого не указал, просто отдал приказ, но сразу несколько человек рванули к насильникам, повалили, сорвали пояса и связали. Вышли двое с верёвкой.

Ничего похожего на дерево или ворота, или ещё что-то, что могло выдержать тела и не сломаться, поблизости не было. Пришлось ткнуть пальцем в крышу:

— Бросай верёвку через конёк.

Перебросили, на концах сделали петли, подтащили колоду. Накинули петлю на шею болтуну. Он зашипел:

— Ты чего, лейтенант, чего? Да ладно, пошутили и… Ну, чего ты?

Он заныл, закрутил головой в поисках поддержки. Второй трясся, шептал молитву. Брат Стефан подошёл к нему, сунул к губам крест.

— Господин, — зашептал в ухо Хруст, — такое бывает. Мужики, вы же понимаете, без женщин никак. А тут смазливая мордочка, вот и не сдержались. Если всех за это вешать, кто с вами останется? А это всего лишь крестьяне. Кинуть им монету — успокоятся.

— А с чего ты вдруг их защищать начал?

— Господин, я вас защищаю…

— О себе думай, а заодно на ус мотай: мне нужна жёсткая дисциплина, без неё армия превращается в сброд. Мне сброд не нужен, лучше одному остаться.

Брат Стефан громко запел:

— Покой вечный подай ему, Господи. И свет вечный ему да сияет. Да упокоится с миром. Аминь.

Молился он на французском, и меня потянуло сделать ему укор, дескать, мы католики, а не протестанты, молитвы нужно исполнять на латыни… Мля, откуда во мне такое рвение? Не всё ли равно, на латыни или французском?

Я махнул, колоду выбили, и насильники задрыгали ногами, пытаясь уцепиться пятками за стену дома и удержаться. Не удержались. Староста радостно оскалился, девочка прижалась к нему и закрыла ладошками уши, чтобы не слышать сипения повешенных, а я вскинул меч над головой:

— Мы стоим на защите Церкви нашей. В одной руке у нас меч, в другой факел, чтоб освещать себе путь праведный, а нет пути более праведного, чем искоренение дьявольщины в душе человеческой. Так положим жизнь свою во имя защиты имени божьего, ибо мы есть Псы Господни!

Я обвёл взглядом лица бойцов и вопросил:

— Кто мы⁈

— Псы!

— Кто мы⁈

— Псы!

— Помните это.

Крестьяне попадали на колени, рты искривились, в глазах застыл религиозный экстаз. Ну я выдал. Жаль, Николай Львович не видит, он бы оценил.

Зашлёпали копыта по грязи, к деревушке подъехал Щенок. Он буквально вывалился из седла мне на руки и прошептал:

— Нет никого, господин, никто не прошёл. Ждал, ждал… Я бы ещё подождал, да устал очень, промок. Простите.

— Всё в порядке, Венсан, молодец. Эй, Хруст, отнеси мальчонку в дом, пусть поест и спать. Все спать. Всё, шоу закончилось.

Глава 21

Мы ушли, как я и обещал, на рассвете. Тела незадачливых насильников, так удачно послуживших наглядным пособием в деле религиозного и боевого сплочения отряда, понуро висели у стены. Староста спросил, можно ли забрать одежду казнённых. Я сказал, что можно, и мужичок принялся благодарить меня. Я отмахнулся. Лицемер. Он бы так и так раздел их без официального разрешения. Мне захотелось повесить его рядом с этими двумя. На кой хер он оставил девочку рядом с грубыми наёмниками? Я не оправдываю насильников, но и его вина в случившемся тоже имеется.

Вечером мы уже подходили к мосту через Мёз. Деревушка Макси-сюр-Мёз по-прежнему ютилась на берегу реки. От неё дорога забирала к северо-востоку, а дальше путь знакомый, на Армонвиль. Я намеревался сделать привал у знакомого рыбака. Где дважды заночевал, там и в третий раз можно, а завтра снова начнём месить сапогами весенние дороги Лотарингии. Отсюда до Водемона оставалось около девяти лье, вполне подходящее расстояние для одного перехода.

Однако, чем ближе мы подходили к мосту, тем тяжелее становилось на душе. Происходило что-то непонятное. Вход на мост был перекрыт рогатками, возле них толкались люди, замерли повозки, торчали конусные крыши шалашей. То ли табор встал, то ли пробка образовалась, но скорее всего что-то третье. Ещё издалека была слышна перебранка, к небу поднимались дымы костров.

Я дал знак замедлить шаг, и вместе с Хрустом вышел в голову колонны. Людей у моста было не меньше трёх десятков, то есть, примерно, как нас. Телеги они поставили полукругом, полностью загораживая проход, но при необходимости их можно было легко откатить в сторону. Над кострами висели котлы, варили что-то, в