Когда же все, закончив метаться, собрались в кучку, Святозар толкнул целую речь, что, дескать, мы вас освободили, люди вы вольные, соответственно, решить, как жить дальше, способны самостоятельно.

Он бесхитростно рассказал, что недалеко отсюда сейчас стоят московские ратники, которые при благоприятном стечении обстоятельств могут помочь бывшим пленникам вернуться домой или на крайний случай хотя бы доставить их на территорию Московского княжества…

Я, слушая его, практически сразу понял, что с кузнецом так дело не сгладить, поэтому ненавязчиво переместился к Илье и тихонько произнес:

— Ты, Илья, хорошо подумай, нужно ли тебе возвращаться. Здесь у казаков жизнь не сахар, но мастеров своего дела тут ценят не в пример княжеству. Если надумаешь остаться, на первых порах по-любому помогут устроиться. Опять же, дети здесь точно будут вольными и ни от кого не зависимыми, есть ради чего рискнуть и поменять место жительства.

Тот, выслушав меня, кивнул и тихонько ответил:

— С женой посоветуюсь, может, и останусь.

Я на это кивнул и развернулся уходить, чуть не столкнувшись при этом с синеглазкой, которая попыталась отпрянуть и чуть не свалилась. Еле успел её придержать.

Восстановив равновесие, она не отступила, как можно было ожидать, а, опустив глаза вниз, прошептала:

— А мне можно остаться?

— Всем желающим можно остаться, только как ты одна будешь? Замуж нужно будет выходить, — ответил я на автомате и чуть сам себе язык не прикусил, очень уж ответ получился у меня с намёком. Учитывая, что совсем недавно тискал её за интересные места, она может и лишнего чего надумать. Благо она, похоже, пропустила мимо ушей неоднозначные слова, потому что, фыркнув, ответила:

— Проживу и одна. А весточку с московскими ратниками можно будет родным передать? Я письмо напишу и сама оплачу труды по его доставке родителям.

Я на это только плечами пожал и ответил:

— Можно, наверное, договориться, только на чем это письмо написать и чем?

— Есть чем, не переживай. Пойду тогда сразу и напишу.

Я, слегка охреневший, смотрел, как она, уже не слушая продолжавшего распинаться Святозара (а он в этот момент обещал девчатам, которые решатся остаться, самых лучших на свете женихов), направилась сначала к жене Ильи, что-то ей прошептав, а потом прямиком в схрон.

Только когда она исчезла из виду, до меня дошло, что найти она письменные принадлежности могла только в переметных сумках, которые она вынесла из татарского лагеря, и если это так, то снова возникает вопрос: что же это за татары такие были? Помимо этого несомненно важного вопроса появился и другой, чуть ли не ещё более важный: кто же ты такая, что даже грамоте обучена?

Святозар между тем закончил свою речь и напоследок произнес, указав на меня пальцем:

— Кто решит остаться у нас, поживете пока несколько дней здесь, а Семен за вами присмотрит. Сейчас те, кто хочет вернуться домой, подходите к лодкам, а кто остаётся, отойдите к Семену.

Кузнец, успевший пошептаться с женой, тут же пошел ко мне, и за ним, естественно, отправилось его семейство. Из схрона шустро выскочила синеглазка и, стрельнув в меня своими глазищами, тоже подошла ко мне, все остальные, как и следовало ожидать, направились к лодке. Я же про себя матерился и задавался одним простым вопросом «за что мне все это?».

Покосившись на синеглазку, отчётливо понял: если она снова залезет на ночь ко мне под бок…

.

Глава 18

Пока девчата, подняв гвалт, грузились на лодки, я подошёл к Святозару и спросил:

— Девка, которая остаётся, просит передать с московскими ратниками весточку её родителям, сейчас вон письмо пишет, сделаешь?

— Письмо, говоришь, пишет? Девка? — неслабо так удивился Святозар. — А кто она такая? Кто у неё родители?

— Я не спрашивал, да и какая разница?

Святозар посмотрел на меня как на умалишенного и ехидно так ответил:

— Есть разница. Вдруг она какая-нибудь боярская дочка, проблем потом с ней не оберешься.

— Да хоть царская, какая разница. Захотела остаться, так кто ей указ, у нас же тут вольные люди живут.

Святозар как-то задумчиво на меня посмотрел, немного подумал и произнес:

— Вот как мы с тобой поступим. Сейчас перераспределим девок и рассадим их по двум лодкам, а третью оставим тебе. Как напишет это свое письмо, сам привезёшь его в слободу, я там тебя встречу и помогу переговорить с кем нужно. Ты только все же спроси у неё, кто её родители и где их искать, чтобы подобрать нужного человека, которому будет проще доставить весточку.

— Не опасно вам идти сейчас днем, если в округе ещё татары крутятся?

— Нет, сейчас уже начали чистить окрестности, в том числе и берега реки, поэтому вряд ли нам кто помешает. А что ты кузнецу сказал, что он решил остаться?

— Да ничего такого, пообещал, что ему на первых порах помогут, ну и объяснил, что здесь у него дети точно вольными будут, когда вырастут. Этого оказалось достаточно.

— А ты уверен, что общество поможет? Сейчас всем будет не до пришлых, слобода ведь практически полностью разрушена.

— Не поможет общество, значит, помогу я. Слово ведь дано.

— Вот оно как? — коротко сказал Святозар, посмотрев на меня при этом каким-то странным взглядом. — Ну так, значит так, — добавил он непонятно, после чего не прощаясь пошёл командовать галдящим курятником.

Пока он перераспределял пассажиров, я отправился выполнять его указание.

Синеглазка сидела у входа в схрон и, положив лист пергамента (наверное, пергамента, может, это просто плотный лист бумаги очень хорошего качества) на дно одной из бочек, в которой хранились припасы, старательно выводила ровные, как под линейку, буковки. Я, краем глаза глянув на её письмена, только хмыкнул про себя, удивившись обилию завитушек, и при этом подумал, что я так точно не смогу писать.

— Ну что, красавица, раз уж ты решила остаться, наверное, будет уместно нам с тобой познакомиться. Меня зовут Семен Сергеевич Большой, местный казак я, а как тебя величать?

Услышав слово «большой», она не смогла сдержать улыбки и, похоже, только чудом не расхохоталась, и я её понимаю. Хоть я и оброс к этому времени малость мясом, а все равно выгляжу я совсем не большим.

— Меня зовут Мария Васильевна Любимова.

Она замолчала, а я как бы в недоумении слегка приподнял бровь, ведь сейчас, когда представляются, обозначают свое общественное положение, и девчонка не подвела, продолжив:

— Батенька у меня купец из Твери, я, когда татары