— Что тут? — Я подошел быстро

— Да, воевода…

— Служить хотим. Государь батюшка! — Заголосил тот самый десятник. — Искупить! Не знали мы! не ведали!

— Какой я тебе царь? — Уставился на него.

— Известно какой. Раз знамя монахи вам передали, знамо. Государь, батюшка.

Пропустил мимо ушей. Видимо, не искоренить эти мысли из рядового состава. Он стоял на коленях, глаза в землю опустил. Остальные пленные тоже выглядели покорно. Что они затеяли?

— Ну и в чем вину свою чувствуешь, десятник? — Навис над ним теперь уже я.

— Государь. Мы же против вас думали. За татар войско ваше приняли. Воевода наш, Семен Белов, обдурил, объегорил. Или сам со страху не разобрался, тут не ведаю. Но, искупить хочу. Что угодно сделаю. У меня отец, государь, отец… — Он чуть сбился, уставился на меня. — Отец мой, государь, под Молодями бился. За царя Ивана, за землю Русскую. Под этим знаменем. Не посрамлю его.

Ясно.

— Подумаю, что сделать с вами.

— Мы в верности клянемся, государь. Мы, что скажешь.

Я поднял взгляд на Якова, тот приосанился. Даже на него подействовало вручение мне стяга Ивана Грозного.

— Что с ними делать, г… — Наткнулся на мой холодный, злой взгляд, исправился — Воевода.

— Пока сидят пускай. Думаю к Серафиму их определить. Там люди идейные…

— Какие? — Не понял сотник.

— Добровольцы, из холопов, вызвавшиеся за землю сражаться. Там, если что, не натворят эти новобранцы дел плохих. Работайте. С Серафимом обсужу.

Яков кивнул.

Процесс переправы продолжался. Был он сложен и тернист. Старались быстрее, как можно быстрее перетащить на тот берег и телеги и коней. В ход шел и паром, и лодки, и плоты. Все, что только было и могло плавать и везти грузы.

Возы разгружали, вещи складывали на суда, перевозили.

Часть скакунов даже переправили вплавь, предварительно сняв все тяжелое, что могло на дно потянуть. Но риск был большой. Все же Дон — ререка широкая, опасная, течение сильное. Боялись кони, роптали, и седоки их не хотели рисковать, как и я сам. Остаться без конницы из-за спешки — дело последнее.

Трудились как угорелые, но успели.

С последними лучами солнца разгрузили очередной паром и плоты. Вытащили лодки на берег. Заняли уже готовый к ночлегу, разбитый заранее лагерь. Сегодня все воинство ночевало вместе.

Монастырь с монахами остался на левом берегу. Там тоже завершилась стройка, люди отходили ко сну. До ночи они передали нам в сотню Серафима трех монахов. Я не перечил, раз батюшка наш их взял, так тому и быть. А еще три с половиной сотни отличных древков для пик. Еще две сотни они недавно отправили в Елец. Это все, что они успели сделать с момента начала стройки, с осени. Наконечников не было. Кузни при монастыре не имелось, с металлом работать некому было. Но уже сам факт такого приобретения радовал.

Выковать острия — это полдела.

Готовились к ночлегу. Но, многое нужно было решить сегодня.

Вечером собрался весь мой офицерский корпус на новом месте, на правом берегу Дона в лагере. Совет военный держать. Сумерки, костер, десяток собратьев — командиров сидели вокруг него и докладывали мне, что и как.

Как прошел день в мое отсутствие.

В общих чертах все было в рамках. Все хорошо, без глобальных проблем. Пара лошадей, подвернувших ногу, один заболевший, которого оставили в одному из хуторов, мимо которых проходила армия. Фураж имелся в достатке, люди были воодушевлены, хоть и казацкая речная часть воинства утомлена греблей прилично.

Дон мы перешли, первая преграда позади. Впереди нас ждала река Сосна и Елец. И как к нему подступить — это хитро все делать надо. Нужно сейчас донести до войска основной план.

— Собратья. — Смотрел на них пристально. В свете костра тени играли на их лицах, а глаза отсвечивали ярко. — Думаю так. Елецкие люди, не враги нам.

С этим все были согласны, закивали, разнесся одобрительный гул.

— Значит воевать их мы не будем. К нам они перейти должны. Под наше знамя встать. — Говорил холодно, ждал реакции, но сотники только слушали и внимали. Верили они моему слову сейчас почти безгранично. — Но, думаю, воевода их так просто этого сделать не захочет. Поэтому действуем так. Завтра поутру я беру сотню Якова. Все тех же стрелков конных и летим мы во весь опор к Ельцу. Вечером там будем.

Лица собравшихся выглядели напряженными. Не нравилось им, что я затеял.

— Лезть всем войском на Елец — долго. Броды восточнее и там, уверен я, воевода их и сидит. Не в Ельце он, а в остроге близ Талицких бродов. Крепостца там есть, небольшая.

Сотники кивали.

— Половину пленных я с собой беру. С ними в город пойдем, они за нас слово охране скажут…

При этих словах Григорий вздохнул тяжело, покачал головой.

— Не веришь? — Спросил я у него.

— Сложно. У Ельца пушки, эка по вам вдарят?

— Я вообще думал поначалу стену им взорвать, чтобы страх вселить. — Я усмехнулся. — А теперь мыслю взять знамя и с ним под стены прийти.

— Может, лучше две сотни? — Подал голос Тренко. — Гарнизон Ельца больше, чем воронежский. Тысяча там. Если ты, Игорь Васильевич, прав и Семен Белов половину или даже больше увел оттуда к бродам, то… Две сотни, это примерно… Что вас, что их, поровну.

— Испугаются силы большой. Вот что думаю. А так — войдем, говорить будем. Кто у них там за главного остался. С ним и решим все.

— Лихо. — Процедил сквозь зубы Григорий. — Ой лихо.

— Они же татар ждут, не нас. Верно?

— Тоже верно.

— А войско, неспешно по воде и по земле за два дня дойдет до бродов и на этой стороне Сосны встанет. По правому берегу, получается. На левом там острог и их войско. Уверен, воевода с собой привел полтысячи точно. А может, и больше. Сколько-то еще там сидело. Малый острожный гарнизон какой-то же был. Еще Лебедянь сил послала и Ливны тоже. Здесь я прямо уверен. Сколько — того не знаю. Думаю, все это… — Погладил я подбородок, осмотрел их всех, произнес дальше. — Тысяча вся эта нас там и ждет.

— Ну, так, а мы туда и придем же. —