своего воспитанника. — Ты всё понял?
Дюж кивнул головой. Вот на что хватало у него разума, так если что-то непонятно в моих словах или он сомневается, то обязательно скажет, чтобы я повторил. Вернее, покачает головой или промычит.
С полными штанами радости (а в тех штанах, что носил Дюж, поместиться может очень много) огромный ребёнок, расставив смешно ноги в стороны, побежал помогать работникам. Вот так же он и в атаку идёт. Только тогда мне это смешным особо не казалось. А теперь, так и улыбнулся. Чего там… Рассмеялся.
Крик, визг — бабы порскнули в рассыпную, завидев радостно бегущего к ним помощника. Если прибавить сюда ещё и впечатление от того, что огромный человек в синяках и без переднего зуба, а улыбается он ярко и не стесняясь, то — как бы не «вот оно, моё наказание» для всех. Теперь спать спокойно не смогут, всё будет мерещиться бегущий Дюж.
— Голова, там тебя кличет Глеб-кипчак, — подошел ко мне Лисьяр.
Пришлось даже специально притормаживать. Ноги прям несли вперед. Вот и поди разбери, что это: или какие-то истинные, глубинные эмоции; или… Девушки же ходят в бесформенных одеждах, крепко скрывают свои прелести. А тут… Кожа, изгибы тела…
— Чего ты хотел? — спросил я, нарочно отворачиваясь в сторону, чтобы не смотреть на Танаис.
— День клонится к закату. Дозволь остаться с вами! — спросил Глеб.
— Добро! Здесь пока оставайтесь. Нечего куда-то уходить в ночь. Мы подвезём вам одну из… нет, не одну, а три кибитки — крытые телеги, которые наверняка будут вам знакомы. В них переночуете, — сказал я.
— Госпоже отдельную! — сказала женщина в годах на ломанном русском языке.
— Пойдите по лесу, может найдете добрые дома! — усмехнулся я.
— Невежда, — тихо пробурчала Танаис.
Я сделал вид, что не услышал. Вступать в дискуссию? Нет, не стоит.
Потом еще раз приказал смотреть за пришлыми. При этом сменил главного соглядатая.
Думал сперва кому-то другому поручить такое дело. Но не смог с собой совладать и всё-таки назначил генуэзца. В связи с тем, что у него любовь с Любавой, он менее опасен для строптивой красотки.
И вот, как так получается, что умом я прекрасно понимаю, что со мной происходит, но всё равно же думаю несколькими иными частями своего тела. Впрочем, назначение Лучано особо не противоречит и разуму.
Ну а дальше я и сам пошёл работать, как и все те, кто был со мной в поиске потенциальной угрозы, оказавшейся строптивой девицей в кожанных штанах. Труд — он ведь всегда сближает людей, а еще и выбивает всякие мысли. И пусть, несомненно, должны последовать хоть какие-то репрессии (без реакции оставлять бунт нельзя), но люди должны видеть справедливость, а не моё барское отношение к ним. И не боюсь я ручки замарать.
А вот то, что за полдня мы сможем повалить столько деревьев, сколько пойдут на строительство ещё одного дома, — это вдохновляет.
— Власта выгнать из дома. Пусть строит себе и своей жене шалаш. На сегодня лишить еды. Будет артачится — выгнать! Акулина… — сказал я и увидел, как напрягся Мстивой. — Пусть с повинной придет и поклянется богам, что не станет более перечить мне. Ну а не будет этого, то и ты, Мстивой, отвечать за свою жену станешь.
Вот и приходится раскручивать маховик репрессий.
— Можно прийти к тебе ночью? — спросила Беляна, пряча глаза.
Я остановился. Неожиданно прозвучал вопрос в спину. Посмотрел в сторону, где, за деревьями, у холма, располагались и осваивались до крайней степени странная компашка из половцев.
— Да, приходи! — сказал я.
Лучше Беляна в руках, чем Танаис в мечтах. Может получится дурь выбить из себя. А то уйдут завтра половцы, а впечатления у меня останутся.
От автора:
Мою семью уничтожили, а меня сбросили в другой мир.
Но я ещё вернусь, и совсем не за прощением.
Я иду за местью.
https://author.today/reader/504002
Глава 3
Холм у поселения.
5 января 1238 года.
Беглецы укладывались спать. Даже Танаис, обычно скрывающая свою усталость, и то беззастенчиво зевала и с нетерпением смотрела, как верная служанка Карима выстилала в кибитке шкуры и шерстяные ткани.
— Ну? Дочка? Как ты? — спросил Глеб Вышатович свою воспитанницу.
— Не называй меня так! Ты роняешь мое благородное рождение! — сказала девушка, высоко подняв нос к верху.
— Передо мной не будь гонорливой! — потребовал Глеб.
Танаис тут же сжалась. Устала она, да и действительно, перед кем кичиться своим происхождением? Тем более, что Орды, которой отец Танаис был первым беком, советником хана, больше нет, почти все убиты, а кто остался в живых пошли на службу к монголам. Убита, а до того осквернена, мать Танаис, благородная дочь ближнего боярина князя Олега Игоревича Курского.
Мать некогда была отдана замуж за благородного представителя Орды, причем принявшего христианство и бывшего так же наполовину русичем. Так что Танаис воспитывалась скорее в русской, христианской, традиции, чем была дочерью Степи.
Впрочем, это же как посмотреть. В седле девчонка сидела не хуже лучших всадников Орды Бирюка, из лука стреляла получше иных. Вот только у Танаис лук был несколько облегченный, все же силы ей недоставало для полноценного использования кипчацкого лука. Но она и со своим оружием не была безобидной.
— Мы должны уходить, — постаралась строго и решительно сказать Танаис. — Может в Курске найдем себя, или у кипчаков, что на Днепре и еще не разорены монголами.
— С чего бы нам уходить? Я от этих изгоев опасности не чую. Да и разве ты не заметила, как на тебя смотрел этот… головной их, Ратмир? — усмехнулся Глеб Вышатович.
— Так что, подложить меня под него хочешь? Или не от этого я бегу? — сделала вид, что разъярилась Танаис.
Тут же, услышав лишь только часть разговора, встрепенулся Айрат — один из ближних воинов убитого хана Бурюка. Айрат был безнадёжно влюблён в Танаис и готов следовать за ней хоть на край света.
Часть воинов разбитой Орды решила примкнуть к другому половецкому роду, который сориентировался и перешёл на сторону захватчиков. Среди предателей были родичи Айрата. Но он решил последовать за Танаис.
— Он не посмеет тебе причинить боль. Я уже смог спросить его людей. Отроки охотно рассказывали, как он — Ратмир. А еще… Человек, который подобными очами зрит на