Глава 19
Я ушел так глубоко, что мое тело, пробив толщу ледяной воды, ударилось о донную грязь и камень. Острая боль пронзила икру на правой ноге — видимо, напоролся на что-то острое. В ушах стоял приглушенный водой грохот битвы: свист, крики, скрежет и лязг стали — роковой оркестр, дирижируемый самим Одином.
Я еле-еле вырвался на поверхность…
Мой судорожный вопль тут же утонул в хаосе сражения. Воздух ударил в грудь едким дымом спаленных драккаров и горелой плотью, но это была жизнь! Легкие горели, выворачивались наизнанку, требуя свою долю.
Чудом было, что я не разбился! Не распластался о черные зубья скал, поджидавшие внизу. В последний момент инстинкты заставили выгнуться «солдатиком», и лишь чудовищный, оглушающий удар о воду отозвался резкой болью во всех костях. Ступни онемели, словно их отковали в кузне у Торгрима.
Но мне нужно было плыть. Тело требовало движения. Нельзя было поддаваться холоду.
Над головой, с характерным свистом, пронеслись две стрелы. Они воткнулись в воду в нескольких сантиметрах от моего лица. Затем последовала еще одна. И еще…
С какого-то полуразрушенного драккара Харальда пара лучников устроила себе забаву. Я был для них дичью и мишенью для тренировки. Они скалили желтые зубы, целились в меня, как в утку на пруду. Их дикий и радостный смех сейчас казался мне самым противным на свете…
— Давай, ныряй, ублюдок! Покажи нам, как ты плаваешь! — прокричал один из них и заржал пуще прежнего.
Я снова нырнул, загребая руками в мутной холодной мгле. Вода казалась ледяным саваном. Она тянула вниз, цеплялась за одежду.
Проклятый плащ превратился в якорь и теперь уверенно тянул меня ко дну. Руки, одеревеневшие от холода, с трудом нашли медную застежку. Пальцы скользили, не слушались, казались чужими.
Еще один толчок сердца, еще одна отчаянная попытка — и застежка с трудом поддалась. Шерсть отошла от плеч и медленно пошла ко дну, унося с собой часть тяжести и страха.
Я плыл, отталкиваясь от мрака, выныривая лишь на секунду, чтобы схватить глоток отравленного, но желанного воздуха. Стрелы входили в воду рядом, оставляя за собой пузырьковые трассы, похожие на следы комет в ночном небе. Они казались неопасными, почти смешными, пока одна не просвистела в сантиметре от моего виска, резко затормозив в плотной стихии. Сердце заколотилось, выпрыгивая из груди. Конечности начинали ныть, предательски тяжелеть. Холод сковывал, высасывал силы, обещал вечный сон.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ноги почувствовали крупную гальку, а потом и твердый песок. Я выполз на берег, как морской зверь, отчаянно хватая ртом воздух, смешанный с пеплом и солью. Руки и ноги тряслись мелкой дрожью. Икра пылала огнем, из рваной раны сочилась алая струйка, окрашивая воду у моих ног. Но я был жив. Это было мое второе рождение, что б меня!
Я поднял голову и огляделся. Бухта, которую я помнил тихой и синей, превратилась в гигантские похоронные дроги. Это было гигантское, пылающее кострище. Драккары горели, как факелы, осыпая черное, задымленное небо мириадами искр. Вода кипела от всплесков, была усеяна обломками, щитами и телами, которые качались на волнах, словно жуткие поплавки. Наши «Рогатки» все еще работали, с глухим утробным стуком швыряя камни в уцелевшие корабли Харальда, которые, словно осатаневшие звери, пытались прорваться к причалам Буянборга. Воздух дрожал от воя, треска ломающегося дерева и предсмертных хрипов.
Мы уничтожили большую часть их флота. Мы сломали хребет первой волне. Это сработало. Черт возьми, все мои расчеты, весь этот риск — все оправдалось!
Взгляд самопроизвольно скользнул вверх, на тот проклятый утес, с которого меня столкнули. Сердце сжалось в комок ледяного ужаса. Там, на краю, копошились люди, мелькали клинки, отсвечивая багровым в дыму. Кто-то с коротким, обрывающимся криком полетел вниз, ударился головой о выступ скалы и бесшумно рухнул в воду, оставив на камне широкий кровавый след. Второй, третий… Мертвецы сыпались, как осенние листья, как конфетти на каком-нибудь забытом богом празднике. Но среди падающих тел я не разглядел ни могучей фигуры Лейфа, ни хрупкого силуэта Астрид. И Сигурда не было видно. Что, черт возьми, там творилось?
Отползая подальше от воды, я нашел в скалах узкую тропу, ведущую наверх. Я попытался встать, оперевшись на здоровую ногу, и мир на мгновение поплыл перед глазами от боли. Рана на икре зияла кровавой улыбкой, и каждое движение отзывалось в мозгу ослепительной вспышкой.
Через несколько минут я горько усмехнулся… Наверное, Виктор Гюго рисовал портрет Квазимодо с меня — я хромал гораздо экзотичнее, а выглядел еще жальче.
Еще через минуту я притаился, заслышав впереди хриплые и уставшие голоса.
Приглядевшись, я увидел за кустами двух викингов.
Высокие, бородатые, в пропитанных водой кольчугах, с синими, стилизованными татуировками в виде переплетающихся молний на щеках — гончие Харальда, его личная гвардия. Судя по мокрой одежде и выбившимся силам, они выпрыгнули с горящего корабля и чудом добрались до этого клочка суши. Шли по тропе, поднимаясь на утес, сжимая в руках добротные боевые топоры. Их спины были повернуты ко мне. Они увлеченно смотрели на разворачивающуюся в бухте бойню и на горящий Буянборг.
Меча у меня не было. Щита — тоже. Зато за поясом, в надежных ножнах, висел сакс. Нога пульсировала тупой, нарастающей болью, но сейчас было не до нее. Если эти двое поднимутся наверх, к нашим, к тому месту, где осталась Астрид… Если они присоединятся к резне…
Эта мысль не оставила мне выбора. Я набрал воздух в легкие, загнав боль в самый дальний угол сознания, и рванул с места. Это был рывок отчаяния. Когда до цели оставалась пара шагов, я сделал прыжок. Первый воин начал оборачиваться, но было поздно. Вся сила, вся ярость и вся моя злоба отразились в этомударе.
Сакс вошел в спину бедолаги, чуть ниже лопатки, с глухим чавкающим звуком. Тот коротко, удивленно ахнул, его тело вздрогнуло и обмякло. Я выдернул горячий и липкий клинок, одновременно выхватывая из его ослабевших пальцев тяжелый круглый щит.
Второй среагировал с ужасающей скоростью. Его боевой топор с коротким свистом обрушился на мой новый заслон. Удар был сокрушительным. Дерево треснуло, и щит едва не вырвало из онемевших рук. Еще удар. И еще. Я отступал, припадая на здоровую ногу, чувствуя за спиной холод скалы. Мой сакс был смехотворно короток. Все, что я мог, — это подставлять щит, чувствуя, как каждый удар отдается в плече огненной болью.
— Сдохни, тварь! — прохрипел
