И Фёдору захотелось поверить, отдаться во власть вымышленного существа, забыться в безропотной вере, развалиться на широком плоту, плывущему по мягким волнам счастья и умиротворения.
Вдова заметила терзания на лице мужчины, замолчала на мгновение, а затем продолжила.
— Только в любви к нему ты обретешь покой. Надо лишь поверить, покаяться и смириться. Ты живешь неправильно, греховно живешь, с приходом веры твоя война закончится.
Брови сжались ещё сильнее. За стенами склада послышались человеческие голоса. За женщиной пришли люди.
— Слышишь, это пришли за мной. Если ты не примешь владычество его, не покаешься, они разорвут тебя на части. Они меня уже неделю ищут. А я им расскажу, что ты меня похитил и изнасиловал!
— Я обедал у тебя вчера. Как я мог похитить тебя неделю назад? Что ты несёшь?
— Слепец! Слепец! Ты слепой! Открой глаза. Ты видишь только то, что хочешь увидеть! — закричала женщина.
За стеной отозвались радостным криком. Люди стали обходить склад, заглядывать в дырки и окна, искать дверь.
— Прими Бога, впусти его в своё сердце, поверь в него, поверь в него! Он есть и он любит тебя!
Фёдор достал пистолет, коснулся холодным металлом лба женщины и нажал на курок. Лицо тряпкой отлетело в сторону, дернулось на привязи тела и опустилось на пол. В тусклом свете заблестела багровыми каплями облезлая стена склада, звоном застрял в голове отразившийся выстрел.
— Нет, — произнес Фёдор. — Нет никого. Я один есть. Один я. И никто меня не любит.
Он опустил пистолет, и в поднятой пыли возникло перед ним белесой дымкой лицо старика. «И пуль у тебя нет!» — беззвучно прошептали сухие губы. Фёдор повернул пистолет, сдвинул предохранитель, вынул обойму и похолодел. Пусто. Вставил обратно, больно сглотнул высохшим горлом, недоверчиво посмотрел на оружие, направил на женщину и согнул указательный палец. Выстрел! Ещё! Снова выстрел! Глаза его заблестели, губы растянулись злой улыбкой. Выстрел! Выстрел! Труп послушно и безучастно принимал пули одну за другой, теплая кровь брызнула на лицо Фёдора, стены наполнились грохотом и взбесившимся, рычащим смехом.
Он выскочил на улицу и увидел людей. Они стояли каменными истуканами вокруг входа, застыв в немом изумлении. Мужики, старики, женщины, дети. Фёдор пробежался взглядом по лицам. Увидел бледного выцветшего старика в мешочной одежде, а рядом с ним вдову. Ту самую, с родинкой. Ту, которую он только что расстрелял. Руки перестали слушаться его, голос сорвался в крик.
— Я не хочу ни во что верить! Я не обязан каяться! Я не грешил! Нет греха! Вы всё выдумали! Я хочу быть свободным! Оставьте меня в покое, уроды!
Он поднял пистолет и выстрелил во вдову. Промах. Ещё! Снова промах! Тогда он выстрелил в деда, в ребенка, стал стрелять по всем без разбора, но ни в кого не мог попасть. Люди стояли перед ним, не шевелясь, как призраки, глядя на него с грустью и состраданием. Тогда он взялся за нож и бросился на ближайшего к нему мужика, но тоже промахнулся, упал в лужу, встал, бросился ещё, но шатаясь как пьяный опять промахнулся. Отбросив с отчаянным рёвом нож, Фёдор встал и бросился в поле. Он бежал долго, весь день, падая и вставая, не обращая внимание на ободранные руки и боль в ушибленных коленках. Грязь липла к ботинкам, лицо драли ветки, ноги скользили и проваливались в ямы, но он вытаскивал их, едва не срываясь в плач, заставлял своё сильное тело двигаться дальше.
К вечеру он добрался до деревни и не узнал её. Теперь она стояла пустой и брошенной. Чёрные доски стен гнили под провалившимися крышами, на улице не было ни души. Едва сдерживая отчаянный крик, Фёдор осмотрелся. Прошёл немного вперёд и увидел остатки синей крыши на одном из полуразрушенных домом. Знакомой дорогой он побежал к церкви, но на её месте оказалась яма. Тесная, с белёсыми корешками, обрезанными кое-где острой лопатой, извивавшимися в неровных блестящих стенах.
* * *
Закат вспыхнул красным солнцем, спустившимся под покрывало облаков. Длинные тени исполосовали разбитые строения мёртвой деревни. Чёрными глазницами выбитых окон человека провожали старые, печальные стены. В сбитую, косую дверь осторожно выглянул чёрный кот, зелёные глаза наполнились красным светом заката, на который тяжёлыми шагами уходила сутулая фигура. Её шаги были похожи на стон, а хриплое дыхание сопровождало каждое движение. «Я один, — оскалив клыки в ухмылке, повторял Фёдор. — Один. Только я. Один я».
Кот встал на задние лапы и превратился в ангела. Расправив роскошные белые крылья, проводил человека взглядом и затем долго всматривался в закат. По его лицу скатилась слеза. Из чёрного окна, из-за гнилого сарая, из выгребной ямы, отовсюду, где была тень и смрад, скалились на него кривые рожи демонов. Тех, невидимых Фёдору, тех, которых он скоро увидит, тех, которые останутся с ним теперь навсегда.
Ангел поднял голову, расправил упругие крылья и, заставив демонов зажмуриться в пыли, взмахнул над руинами деревни. Он поднимался выше и выше, пока ни растворился в небе, блеснув на прощанье последней искоркой уставшего солнца.
— — —
С трудом разомкнув веки, я выплыл из горячечного бреда с крылатыми ангелами и котами. В окно било закатное солнце. Да неужто… А я было подумал, что его приколотили к небу, как и меня к этому чёртову форту. Грёбанный Сиди-бель-Аббеса. Уже ненавижу это место.
Опухоль немного спала, нога уже не болела, зато невыносимо чесалась. Так сильно, что мне захотелось срезать с неё кожу ножом для харакири. Дурная затея — вылил на неё остатки водки. Запахло спиртом. Противный запах. Если бы не он — я бы вообще не попал в Иностранный Легион. Но убийство — не то, с чем стоит оставаться в родной стране. У легионеров нет прошлого — так что долой грустные мысли, скоро меня отсюда вытащат.
Я встал, подошёл к окну и прислонился лбом к раскалённой решетке. В небе что-то ухнуло и загудело. Бас перекатился в свист и закончился едва слышным хлопком. Я присмотрелся и увидел след: чёрная полоса на голубом. Отлично — прощай одиночество. Моя «суммарная значимость» возрастёт, а время ожидания выручки наверняка уменьшится.
Не надо идти к капсуле, если в ней кто-то выжил — придёт сам. Доковыляет, как бы далеко не забросила его навигационная погрешность. В этой пустыне другого выбора нет. Я сел в тени руин и стал ждать.
Фигуры было две. Одна карабкалась на барханы быстрее, другая медленней, но обе скатывались вниз одинаково шустро.
Наконец они добрались. Немец и англичанин на службе Франции. Ирония судьбы в действии. Ганс и Роберт. Люди без прошлого, но с национальностью.
Я показал им, где склад, а сам отправился к стальной будке — связаться со штабом. Теперь нас трое, шансы поднялись. Но трубка прохрипела что-то о тяжёлой ситуации на орбите и смещении фронта, что спасатели работают на пределе и вообще… всех, судя по всему, вытащить не получится. Сволочи. Я вышел и посмотрел на небо.
Стальная точка, похожая на тупой наконечник мелкокалиберной пули заметно увеличилась в размере. Что это? Что может висеть в одном и том же месте над землёй, не сдвинувшись с зенита ни на градус?
Ганс и Боб, сытые и улыбающиеся, один с вином, другой с водкой, вернулись со склада. Спросили, откуда там на полу
