– Ты уже знаешь её, – Мелисса улыбнулась, и её рука мягко скользнула по плечу Лизы. – Но чтобы по—настоящему узнать – этого недостаточно.

Сираэль рассмеялась, её голос был похож на переливы хрусталя.

– Она сперва должна узнать тебя.

Лиза не сразу поняла, что они имеют в виду, но её тело уже догадывалось. Она почувствовала, как все взгляды, которые только что были рассеяны по залу, теперь обращены к ней, как мир затаился, выжидая её реакции.

– Прямо здесь? – её голос прозвучал глухо, но не от страха. От осознания.

– Прямо здесь.

В этих словах не было приказа. Только знание, что так должно быть.

Шут медленно подошёл ближе, в его глазах было что—то лукавое, но под этим угадывалось другое – терпение, уверенность, ожидание, но без нажима. Он поднял руку, провёл пальцами по женскому запястью, скользнул вверх, легко, ненавязчиво, но Лиза чувствовала, как её кожа отзывается, как её дыхание учащается, как сопротивление, которого она ещё несколько секунд назад цеплялась, тает, смешиваясь с этим воздухом, с этим жаром, с этим сладким дурманом, от которого невозможно убежать.

Затем он сорвал с неё одежду, не давая ей времени на раздумья, и повалил на пол, скользнув ладонями по её разгорячённой коже. Его движения были точными, уверенными, в них не было поспешности, но было нечто животное, неудержимое. Он сам сбросил с себя одежду, и в этот момент Лиза поняла – выбора у неё больше нет, Лифтаскар уже не просто принимал её, он поглощал её, заполняя собой.

Его руки были умелыми, а движения – точными. Его тело, скрытое под лёгкой, почти невесомой одеждой, казалось частью этого мира, частью этой игры, частью того, что теперь принадлежало ей.

Когда он вошёл в неё, мир на мгновение исчез.

Лиза чувствовала только его движения, их дыхание, их кожу, её пальцы впивались в его плечи, её губы разомкнулись, но слов больше не существовало, только стоны, сплетающиеся с шелестом чужих тел вокруг, с тяжёлым воздухом, с тем жаром, что теперь был не только снаружи, но и внутри неё.

Она больше не сопротивлялась. В конце остались только их стоны, разрывающие воздух, переливаясь с другими голосами, создавая единую симфонию наслаждения, которой не было конца.

Прошло несколько дней. Лиза двигалась по улицам Лифтаскара, чувствуя, как этот мир всё сильнее проникает в неё, становится привычным, естественным, почти необходимым. Она уже не вздрагивала от пронзительных звуков наслаждения, доносившихся из открытых лож, не отворачивалась, когда чьи—то тела сплетались в медленных, гипнотических движениях прямо на белом мраморе мостовых. Её тело привыкло к этому, разум подстраивался, дыхание давно перестало учащаться от того, что ещё несколько дней назад заставило бы её затаить взгляд.

Она принимала происходящее, но что—то внутри всё ещё оставалось чужим этой реальности.

В Лифтаскаре её не ограничивали – теперь она могла свободно покидать дворец, выходить в город, гулять по мостовым, утопающим в лиловом свете фонарей, видеть лица тех, кто уже давно стал частью этого мира, кто познал его безграничное наслаждение, кто подчинился ему целиком. Она видела тех, кто пришёл сюда по своей воле, и тех, кто сначала сопротивлялся, но уже потерял в себе всё, кроме желания.

Лиза шла медленно, её лёгкие одежды касались кожи, оставляя ощущение невесомости, воздух, насыщенный запахами пряных масел, был густым, липким, обволакивающим. На каждой площади разыгрывались сцены наслаждения, в нишах, за колоннами, в залах, выходящих прямо на улицу, подданные Лифтаскара предавались удовольствиям, сливались в вихре тел, теряя себя, растворяясь в этом мире.

Но её взгляд выхватил нечто чужеродное.

Мужчина стоял среди других – не выделялся, не двигался иначе, не пытался противостоять ритму жизни этого города. Он выглядел покорным, подчинившимся, полностью сломленным. Как и все остальные, кто однажды пришёл сюда и уже не мог вернуться.

Но Лиза увидела его глаза.

Это было мгновение, короткий, почти неуловимый момент. Её шаг замедлился, дыхание сбилось, когда она поймала его взгляд.

Остальные вели себя так, как было положено – их тела гнулись, их движения были ленивыми, текучими, в их лицах читалось полное слияние с этой реальностью.

А в его глазах было осознание.

Они смотрели прямо на неё, тёмные, глубокие, настороженные. Они пытались быть безразличными, пытались выглядеть как у всех, но Лиза видела, что это ложь. Она ещё не знала, что ей встретился Дмитрий.

Лиза застыла, ощущая, как тело перестаёт подчиняться, будто мир вокруг внезапно потерял вес, а воздух, насыщенный густыми, пряными ароматами ладана, горячего воска и чего—то терпкого, стал тягучим, липким, как расплавленный мёд. Пространство сгустилось, словно растеклось вокруг неё, заволакивая сознание, приглушая звуки, смазывая контуры, но среди этого хаоса, в этой вязкой, удушающей неге, она увидела его.

Сначала это было мимолётное движение на периферии взгляда, лишь отблеск знакомого силуэта среди множества других, но затем её сознание выхватило его, заострило внимание, будто мир, в котором всё подчинялось похоти и удовольствию, вдруг расступился, обнажив нечто чужеродное, инородное, но от этого не менее реальное. Дмитрий стоял среди прочих, растворённый в ритме этого мира, казавшийся покорным, смирившимся, принявшим свою роль. Однако что—то в нём было иначе, едва уловимая напряжённость, слишком осознанный взгляд, который на мгновение задержался на ней, прежде чем снова исчезнуть в потоке привычной покорности.

Он стоял среди прочих, растворённый в ритме этого мира, казавшийся покорным, смирившимся, принявшим свою роль. Его поза не выдавала ничего, выражение лица было безмятежным, движения неторопливыми, такими же, как у всех, кто давно перестал сопротивляться Лифтаскару. Но Лиза видела. Его взгляд, скрытый от остальных, но раскрытый перед ней, выдавал его с головой.

Эти глаза были наполнены ложью, отражая не покорность, а скрытую тревогу, которую он пытался замаскировать под безразличие. В его взгляде не было той туманной покорности, что застилала лица других, только затаённое осознание, прячущаяся за внешним спокойствием борьба.

Тепло пробежало по её позвоночнику, пронзило кожу, наполнило тело острой, холодной дрожью. Её пальцы сжались, дыхание сбилось, и в этот момент реальность вокруг треснула, разорвавшись на два слоя – Лифтаскар, обволакивающий её, влекущий, затягивающий в свои бесконечные волны удовольствия, и то, что было раньше.

Воспоминание вспыхнуло, охватывая сознание, пробивая плотную завесу новой реальности. Она чувствовала, как сквозь тёмные, насыщенные краски Лифтаскара проступают другие очертания. Москва… Город, запахи которого ещё недавно казались ей привычными, а теперь всплывали в памяти как тени прошлого. Она видела свою квартиру: мягкий свет ночника, отражённый в стекле окна, лёгкий скрип паркета под ногами. Это воспоминание