Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 118
Перед глазами темное пятно Валеркиного затылка. Он тоже несет гроб. Справа от меня по другую сторону гроба идут Серега Квалрат и Буба. Я знаю, что впереди первым несет отец. Я не вижу ничьих лиц, не слышу слов и звуков, но твердо уверен: внутри полированного ящика — мама. Холодная и неживая.
Разрывая горло, из меня выплескивается крик. Как же тяжело плечу!!! Я не хочу больше нести! Как же так, мама?! Валерка! Батя…
Сердце ухает ниже пупка, мне становится невыносимо душно, хочется рвануть ворот, разьять руками грудину, чтобы страшный крик шел напрямую из души…
— Стяр! Стяр! Очнись! Что случилось?!
Меня мелко и тревожно трясут за плечо. Дышат в лицо. Прохладная женская ладонь гладит мою щеку.
— Это я — Млада… Что с тобой, Стярушка? Трясет тебя всего…
Нет подьезда, нет Валерки и тяжелого гроба нет. Только темнота и въевшийся в стены запах корчмы. Но я понимаю, что сон — это явь, только без меня…
— Мама умерла… — говорю я и зажмуриваюсь от режущей глаза черноты.
Глава восемнадцатая
Жуткий сон мучил меня три ночи подряд. С убийством Фрола в бильярдной также было. Три ночи, а потом отрезало. Потом я наяву заснул при попытке Дрозда меня допросить. Миша сильно возмущался моим поведением, еле сумел ему доказать, что не нарочно я вырубился… Где теперь мой Миша? Какие сны смотрит? Батя и Буба с Квадратом понятно, все трое на том свете, один баранку крутит, другие чертей боксу учат. Мама, допускаю, не вынесла моей смерти, дожрала ее болезнь. Я тоже как бы того… не очень живой в том времени. Но почему у гроба был Валерка? Убили? Все может быть, швали там развелось как блох на помойном кошаке. Ментовская служба стала как никогда опасна и трудна. А вдруг из-за меня? Варианты с жестокой болячкой как у матери или шальным грузовиком на пешеходном переходе тоже имеют право на жизнь. Одно я узнал точно — все, кто нес мамин гроб — мертвы и я начал верить, что с помощью сна этот факт мне передали свыше, из конторы, благодаря которой я тот гроб наяву не нес. Поверил и смирился, что во всех временах я остался один-одинешенек. Не к кому мне возвращаться в привычный мир будущего да и незачем… Беспокоил вопрос — а кто же был шестым? Я четко видел ноги в черных полуботинках и синих джинсах. Во сне достаточно просто знать, видеть вовсе не обязательно, но я именно видел. Ноги. Без лица. И я не знал кто нес покойницу, держа скорбный груз посередине с другой стороны от меня. Кто-то родной или близкий, кто также лишился жизни или стоит на пороге. Другого толкования моему сновидению я не находил как бы не напрягал извилины. Три дня я ходил под впечатлением точно пришибленный. На четвертую ночь к моему облег-чению сон не повторился, но вопрос о личности шестого несуна остался. Я не удержался и поведал встревоженной Младине содержание ночного видения, уж больно шибко она переживала, когда я будил ее своими воплями. Рассказал я, естественно, без лишних под-робностей, но и этого ей хватило, чтобы оценить мое состояние как достойное сочувствия. — Тебя снятся вещие сны? — спросила она потом с уважением и крохотной толикой страха в голосе. Видно, что жалеет меня со всей широтой своей незатейливой души, свою мать она потеряла семь лет назад и знает каково это, ибо видела ее смерть воочию. У меня же все не как у людей. Дерусь преимущественно голыми руками, рабов освобождаю, из лесных татей в княжьи десятники, добрый и умный. Вдобавок ко всему потенциальный ведун… Еще бы, ведун как и волхв весьма авторитетные люди в древнем социуме. Только они бывают настоящими как Велг, который явно почуял неладное в отношении меня, и откровенными шарлатанами, кои за определенную мзду могут и поволховать и поворожить и наплести простодушному населению о будущем почище мастеров пера, творящих в жанре фантастики. Настоящий ведун, если он еще и воин, человек высшего пошиба, почти князь…Нет, я не ведун. К счастью или сожалению. Мои сны касаются только меня и моего далекого прошлого. Или будущего, тут как посмотреть. Да и насчет их правдивости можно спорить. Тем не менее, я был поражен и подавлен самим фактом материнских похорон. Младу я успокоил, сказав, что еще ни один мой сон не сбывался. А вот Гольцу рассказывать свой сон я не стал. Он видел настоящую мать Стяра в Вирове и наверняка удивится моему удрученному состоянию, ведь тогда я даже повидаться с ней и сестрами не соизволил, предпочел откупиться. Не сказал, несмотря на то, что Голец один из немногих с кем я могу говорить открыто. Я ему больше не атаман, он мне не подчиненный, даже в моем десятке не состоит. В Полоцке кроме него нет, кого бы я знал дольше. Ну еще Невул с Жилой. Те тоже — свои, но подо мной как под десятником, им место знать положено, а Гольчина — равный. Почти. Все же помладше меня, пацан еще по сути, душара… Зато с некоторым самодовольством выложил Гольцу добытые от скорняка сведения, рассказал про отрока с уздечкой и про киевского воеводу Свенельда. Скривившись словно от зубовной боли, Голец поведал мне об общеизвестности этих фактов, а также о том, что печенежского паренька зовут — Сыкча. — Мальчишку при себе оставил? — спрашивает придирчиво. — А куда его? — жму плечами. — При корчме будет, подай-принеси. Платить не стану, хватит с него и прокорма. Взгляд у Гольца чудной, как у мужика, который сунул в потайное место заначку, а теперь ее там не находит. — Не пойму, ты чем-то встревожен? — Думаю, скорняк врал тебе. — С чего бы это? — А не сходятся концы с концами. Если он такой распрекрасный умелец, каким себя выставил, то уж наверняка нашел бы чем отплатиться варягу за побитых холопов. Не воинов, заметь, обычных холопов. Дворня — пастухи да ездовые. Не так дорого они и стоят. С варягом можно было ряд заключить, отработал бы малец срок и вернулся к семье. Там дело в чем-то другом. Ты бы у отрока того прыткого поузнавал зачем на самом деле родич его сюда притащил и на чужих людей кинул, глядишь — узнали бы. — Поспрашаю, — обещаю я. — Пооботрется и сам все выложит. Слова Гольца заставляют меня задуматься. Обвести вокруг пальца доверчивого меня Вовану не составило труда. За проведенные здесь месяцы я начал понемногу
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 118
