венах, но лицо оставалось бесстрастным. Он достал часы: до полуночи оставалось пять минут. Витторио прислонился к холодной стене маяка, его рука лежала на револьвере. Он был готов к любому исходу: сделке, драке или бегству.
Ровно в полночь из тени скал выступила фигура. Деста Алемайеху, в тёмном плаще, двигался с той же хищной грацией. Его лицо, освещённое звёздами, было абсолютно спокойным, будто он пришёл на рынок купить манго, а не получить важную информацию, подвергаясь опасности.
— Полковник, — сказал он, останавливаясь в нескольких шагах. — Вы не разочаровали меня и пришли. Это хорошо.
Витторио кивнул, не убирая руку с кобуры.
— Задаток, — произнёс он твёрдым голосом. — Покажи, что твои слова чего-то стоят.
Деста улыбнулся. Он достал из-под плаща кожаный мешочек и бросил его Витторио. Полковник поймал его, развязал шнурок и быстро осмотрел содержимое. Пачка долларов, аккуратно перевязанная, лежала внутри. Он прикинул на глаз: десять тысяч, как и обещали.
— Теперь твоя очередь, — сказал Деста, скрестив руки. — Что у тебя есть?
Витторио ожидал этого вопроса. Он решил отдать минимум, чтобы сохранить доверие.
— Де Боно едет в Массауа через две недели, — сказал он. — Эскорт из двух взводов и нескольких офицеров. Точные маршруты ещё не утверждены, но я могу их достать.
Деста нахмурился.
— Мало, — сказал он. — Я ожидал большего, полковник. Но я дам тебе время. Главное — не играй со мной.
Витторио сунул мешочек в карман, стараясь скрыть облегчение. Деньги были настоящими, и это означало, что Деста не блефует. Но его тон насторожил полковника. Абиссинец был не из тех, кто терпит проволочки.
— Я достану, что нужно, — сказал Витторио. — Дай мне неделю. И не пытайся меня обмануть, Деста. Я не из тех, кого легко провести.
Абиссинец слегка наклонил голову.
— Мы оба рискуем, — ответил он. — Через неделю встретимся здесь же.
Он повернулся и исчез в тени скал, словно растворился в ночи. Витторио остался один, сжимая мешочек с долларами. Он чувствовал, как сердце бьётся быстрее. Задаток был у него, но игра только начиналась. Ему нужно было добыть точные данные о Де Боно, не вызывая подозрений, и одновременно защитить себя от возможного предательства.
Вернувшись в Асмэру, Витторио спрятал деньги в тайнике под половицей в своём доме. Он знал, что следующие дни будут испытанием. Ему нужно было найти способ получить доступ к маршрутам, не привлекая внимания. Он также решил продолжить поиски сведений о Десте, хотя понимал, что это почти безнадёжно. Абиссинец был слишком осторожен, чтобы оставить следы.
На следующий день Витторио вернулся к своей обычной работе, делая вид, что ничего не происходит. Он подписывал отчёты, проводил смотры солдат и даже присутствовал на ужине у губернатора, где офицеры обсуждали последние новости из Рима. Но его мысли были далеко — у маяка, в тени скал, где он получил деньги, которые могли изменить его жизнь. Он знал, что должен действовать быстро и точно.
Асмэра спала, но для Витторио ночь была временем планов и расчётов. Он сидел в своём кабинете, глядя на карту Эритреи, и прикидывал, как обезопасить себя. Если сделка с Дестой сорвётся, он должен быть готов исчезнуть. У него были связи в порту Массауа, где можно было найти корабль до Италии. Но пока он не собирался бежать. Десять тысяч долларов в неделю были слишком большим соблазном, чтобы отступить. Он закрыл глаза, представляя виллу на побережье, где мог бы забыть о пыли Асмэры и вечных интригах. Но он знал, что путь к этой мечте будет усеян ловушками. И он был готов пройти его до конца.
* * *
Ночь накрыла Асмэру тёмным покрывалом. Улицы города затихли, и лишь редкие фонари бросали тусклый свет на булыжные мостовые. Таверна «Кебеле», притаившаяся в узком переулке за рынком, была островком жизни в спящем городе. Из её открытых окон доносились обрывки разговоров, звон глиняных кружек и смех. Запах пряного тэфа, смешанный с ароматом свежесваренного кофе, наполнял воздух.
Внутри таверны царил полумрак, разгоняемый лишь несколькими масляными лампами, висевшими на крюках и отбрасывавшими тёплые блики на лица посетителей. Деревянные скамьи, грубо сколоченные, были заняты местными: торговцами в белых рубахах, грузчиками из порта, женщинами в ярких платках. Они тихо переговаривались на амхарском и тигринья. В дальнем углу, за отдельным столом, расположилась группа итальянских офицеров — единственных чужаков в этом эритрейском оазисе. Их мундиры, расстёгнутые у ворота, были помяты, а лица лоснились от пота и вина. Пятеро мужчин, окружённые пустыми бутылками и глиняными тарелками с остатками инджеры, вели шумный разговор, который то и дело перекрывал гул таверны.
Капитан Лоренцо Марко, коренастый мужчина лет тридцати с густыми чёрными усами и покрасневшим от выпитого лицом, был в центре внимания. Его глаза блестели хмельной дерзостью, а руки, сжимавшие глиняную кружку с местным вином, размахивали так, будто он дирижировал невидимым оркестром. Напротив сидел лейтенант Альберто Росси, молодой офицер с тонкими чертами лица и нервным взглядом, который то и дело оглядывался на местных, опасаясь, что кто-то поймёт их итальянскую речь. Рядом расположились майор Паоло Вентури, худощавый и молчаливый, с глубокими морщинами на лбу; капитан Стефано Бьянки, светловолосый здоровяк с громким смехом; и лейтенант Джулио Карпи, самый молодой, с мальчишеской улыбкой.
— Я вам говорю, — Лоренцо стукнул кружкой по столу, отчего вино плеснуло на дерево, — нашей армии нужна новая кровь! Эти старики — Де Боно, Грациани, да и вся их римская клика — ничего не смыслят! Сидят в своих кабинетах, чертят планы, а мы тут в пыли и пекле таскаемся по их дурацким приказам!
Его голос, хриплый от выпитого, разнёсся по таверне, и несколько местных, сидевших неподалёку, бросили любопытные взгляды. Альберто наклонился ближе, его лицо напряглось.
— Лоренцо, тише, — прошипел он, оглядываясь на группу торговцев у соседнего стола. — Ты что, хочешь, чтобы нас услышали? Здесь не Рим, тут каждое слово могут донести до штаба.
Лоренцо отмахнулся, пролив ещё немного вина.
— К чёрту штаб! — рявкнул он, но тут же понизил голос, словно осознав, что зашёл слишком далеко. — Я прав, Альберто, и ты это знаешь. Де Боно — старик, ему за семьдесят! Он думает, что Абиссиния — это его личная шахматная доска, где он двигает фигурки как хочет. А Грациани? Тот вообще мясник, а не генерал. Помните, что он натворил в Ливии? И теперь они хотят,