— «Тройка»… — протянул он, обмениваясь с Субботиным быстрым взглядом. — Ну что ж. Спасибо и на этом. Сиди здесь тихо, Лейба Залманович. И никому ни слова про наш разговор. Ни звонка, ни намека. Иначе… ну ты понял.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел из лавки, за ним, бросив на старика последний тяжелый взгляд, последовал Иван Павлович.

* * *

Вечерний Зареченск тонул в сизом, морозном мареве. Огни «Тройки» — бывшего ресторана, ныне гордо именуемого столовой «Эгалите», — сияли на всю улицу, словно бросая вызов серой, голодной действительности. У парадного входа, как и встарь, стоял тучный швейцар в ливрее, пусть и потрепанной, но все еще внушающей некий пиетет.

— Сюда просто так не пройти, — мрачно констатировал Субботин, остановившись в тени уличных деревьев. — Меня там тем более узнают. Полгорода знает с каких я органов.

Гробовский кивнул, его взгляд был сосредоточенным.

— Значит, план «А». Я иду как гость. У меня есть кое-какие старые знакомства среди здешней публики. Иван, ты со мной. Ты — доктор, твое лицо незнакомо. Будешь роль игрока играть. Субботин, остаешься здесь. Держи связь с нарядом. Как только мы дадим сигнал, или услышишь стрельбу — действуй.

Аристотель молча кивнул, хотя было видно, что такая роль ему не по нутру — молодой парень хотел идти в самое пекло. Гробовский поправил воротник кожаной тужурки, придав своему лицу выражение легкой, скучающей надменности, и двинулся к входу. Иван Палыч, нервно сглатывая, последовал за ним.

— Аркадий Потапович, рад вас приветствовать. Скажите, места есть? — бросил Гробовский швейцару.

Тот, оценивающим взглядом окинув его тужурку, почтительно распахнул дверь.

— Для вас всегда найдется, товарищ… э-э-э…

— Кокшин, — отрезал Гробовский, проходя внутрь.

Фамилии «Кокшин» оказалось достаточно — видимо какой-то свой пароль. Швейцар лишь кивнул, не задавая лишних вопросов.

Внутри царил свой, особый мир. Воздух был густым от запаха дорогого табака, жареного мяса и духов. Громко играл цыганский хор, за одним из столиков слышался пьяный смех. Но главное действо разворачивалось в центре зала, за большим зеленым столом, застеленным сукном. Там шла большая игра.

Иван Палыч сразу увидел его. Хорунжий. Он сидел спиной к стене, в самом центре стола. Высокий, широкоплечий, в дорогом костюме. Его смуглое лицо с аккуратно подстриженными усами было спокойно, лишь в уголках глаз залегли лучики морщин. Перед ним лежала аккуратная стопка золотых червонцев и ассигнаций. Он не спеша сдавал карты, его движения были плавными и уверенными. Казалось, он полностью погружен в игру.

Гробовский, не меняя выражения лица, выбрал столик в глубине зала, с которого был хороший обзор на игроков. Они заказали вино — для вида. Иван Палыч с трудом заставлял себя делать вид, что пьет. Каждый нерв в его теле был напряжен. Он видел, как Гробовский изучает зал, отмечая про себя выходы, расположение людей.

Прошло минут пятнадцать. Игра была в разгаре. Хорунжий только что сорвал крупный банк, и по столу пробежал одобрительный гул. И в этот момент, поднимая глаза, чтобы принять поздравления, его взгляд скользнул по залу… и на долю секунды задержался на их столике.

Это было всего лишь мгновение. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он даже улыбнулся что-то сказавшему соседу. Но Иван Палыч, наблюдавший за ним с особым, врачебным вниманием, уловил едва заметное изменение. Не в выражении лица, а в глазах. В их глубине что-то дрогнуло, словно щелкнул невидимый выключатель. Чутье зверя, почуявшего капкан.

Хорунжий не подал вида. Он спокойно положил карты, сделал вид, что поправляет манжет, и затем, поймав взгляд проходившей мимо официантки с подносом, жестом подозвал ее. Он что-то тихо сказал ей, кивнув в сторону буфета. Девушка улыбнулась и направилась к стойке.

— Алексей… — тихо начал Иван Палыч, но Гробовский, не шевелясь, едва слышно прошипел:

— Вижу.

И запустил руку в карман, где лежал наган.

Официантка вернулась, неся на подносе бутылку шампанского и два бокала. Она подошла к столу Хорунжего. Тот с той же спокойной улыбкой взял бутылку за горлышко. И в этот миг его лицо преобразилось. Спокойствие сменилось молниеносной, хищной яростью.

Он не стал ставить бутылку на стол. С мощным, коротким взмахом он швырнул ее через весь зал, точно в Гробовского! Одновременно с этим он изо всех сил толкнул официантку прямо Девушка споткнулась, Упала, преграждая путь для атаки.

Стекло и пена брызнули во все стороны. Закричала упавшая официантка. Хорунжий, используя эту долю секунды замешательства, как пантера, рванул с места. Не к главному выходу, где его ждали, а вглубь зала, к запасной двери, ведущей на кухню.

— Держать! — заорал Гробовский, выхватывая наган.

Раздался первый выстрел. Потом второй. Пули впились в дверной косяк, но Хорунжий был уже за дверью. Гробовский, спотыкаясь о опрокинутые стулья, бросился за ним. Иван Палыч, обогнул плачущую девушку, ринулся следом.

Кухня встретила их грохотом опрокидываемой посуды и испуганными криками поваров. Хорунжий, ловко лавируя между столами, уже был у черного хода. Он рванул дверь на улицу и выскочил в темноту.

Гробовский и Иван Палыч выбежали следом. Со стороны главного входа уже слышались крики Субботина и топот сапог подбегающего наряда. Но было поздно. В узком, темном переулке за «Тройкой» никого не было. Лишь вдалеке, на другом конце улицы, мелькнула и скрылась за углом тень.

Хорунжий исчез, словно растворился в холодном ночном воздухе.

Глава 20

Как всегда, по пути со станции, Гробовский заглянул в больницу за супругой. Аглая мало помалу снова включалась в работу, оставляя младенца Николеньку на попечение матушки и сестер. В день выходило часа на два-три, но и это было уже хорошо, тем более, что Аглая так и несла свое бремя заведующей. В тяжелых случаях выручал Иван Палыч, но уездная больница давно не была его основным делом. Как куратор всей уездной медицины, доктор вынужден был думать обо всех — и о больницах, и о фельдшерских пунктах, и о снабжении лекарствами, и еще много о чем. Голова шла кругом!

К тому же еще и проблемы с бандитизмом, столь нагло вторгшимся в его частную жизнь. Пока Хорунжий на свободе, Иван Палыч и его супруга не могли чувствовать себя в безопасности, а потому, поимка опасного преступника стала для доктора поистине личным делом.

Руководители ЧК это хорошо понимали, и от помощи доктора не отказывались. Тем более, Иван Палыч невольно