– Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Зеркон чуть сузил глаза, изучая её.

– Почему?

Даша провела кончиками пальцев по его руке, легко, будто невесомо.

– Потому что ты этого хочешь.

Зеркон резко наклонился вперёд, его пальцы сомкнулись на тонком материале её платья. Одним движением он сорвал его с её плеч, оставляя лишь обнажённую кожу, трепещущую под его взглядом. Даша не сопротивлялась, не протестовала – лишь глубже вдохнула, будто принимая то, что уже неизбежно.

Он развернул её, мягко, но настойчиво, поставил, наклонив лицом к столу. Дыхание девушки стало тягучим, растянутым между тишиной и напряжением, наэлектризованным ожиданием. Его ладони, жёсткие, горячие, скользнули по изгибам её тела, запоминая форму, заполняя собой её пустоту.

Когда он вошёл в неё, она выдохнула его имя, почти беззвучно, но этот звук, наполненный отдачей, подчинением, разлетелся по комнате, становясь частью их ритма.

Движение было размеренным, сначала медленным, исследующим, затем более уверенным, требовательным. Её тело поддавалось каждому толчку, принимая его, отвечая ему. Он ощущал, как она растворяется в нём, но при этом оставалась пустой, податливой, готовой стать тем, кем её захотят видеть.

Её стоны становились громче, смешиваясь с его тяжёлым дыханием. Волны наслаждения накрывали их, звуча последней, полной симфонией, в которой не было ни борьбы, ни игры – только абсолютное принятие, граничащее с забвением.

В этом сексе для нее не было ни тени сомнения, ни внутренней борьбы. Она приняла его, как принимают неизбежное. Зеркон слегка откинулся назад, наблюдая за ней.

– А чего хочешь ты сама?

Она замерла, взгляд её скользнул вниз, по его руке, по собственной коже, словно там можно было найти ответ.

– Я хочу быть тем, что тебе нужно.

Он не изменил выражения лица.

– Я не спросил, кем ты хочешь быть. Я спросил, чего ты хочешь.

Даша не ответила сразу. В её глазах мелькнула лёгкая тень непонимания, но она тут же исчезла, уступая место выученной уверенности.

– Всё, что ты пожелаешь, – произнесла она.

В её голосе не было фальши. Но и огня в нём не было.

Зеркон молчал. Он изучал её, словно разбирал сложный механизм, пытаясь понять, есть ли в нём что—то, кроме отточенного, выверенного подчинения.

Даша не двигалась, ждала. Он провёл пальцами по её шее, чувствуя, как учащённо пульсирует кровь. Она не вздрогнула. Не пронзила его взглядом, не попыталась перехватить инициативу, а просто приняла его прикосновение, как принимает вода упавший в неё камень.

Девушка была красива. Безупречна. Совершенна в своей готовности отдать себя. Но внутри – пустота.

Он мог взять её сейчас, мог растоптать, возвысить, уничтожить, превратить в что угодно – и она бы подчинилась. Но в этом не было смысла.

Она принадлежала не ему, а его желанию. И не его одному.

– Ты живёшь в мире, где желания других становятся твоими, – произнёс он наконец.

Даша слегка наклонила голову:

– Это плохо?

Зеркон взял её за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.

– Это значит, что у тебя нет своего желания.

Она не отстранилась. Не воспротивилась. Просто кивнула. Он отпустил её, поднимаясь.

– Ты не владычица.

Она не удивилась.

– Я знаю, – сказала она тихо.

Зеркон последний раз посмотрел на неё. Она осталась сидеть там же, в полумраке VIP—комнаты, всё такой же безупречно красивой, безупречно желанной. Но пустой.

В зале царил полумрак, густой, пропитанный запахом пота, табака и дорогого алкоголя. Воздух вибрировал от возбуждения толпы, собравшейся вокруг бойцовской клетки, где на ржавых металлических прутьях ещё остались следы чьей—то крови. Здесь не было случайных людей – только те, кто знал правила, кто умел играть и не боялся потерять. В таких местах не делали ставок на деньги. Здесь ставили на власть, влияние, страх.

Марина вошла, не скрывая своей сути. Она не была хищницей, крадущейся в тени. Она была огнём, который сжигает всё на своём пути, проверяя, кто выдержит этот жар. Её походка – упругая, отточенная, с долей намеренной медлительности, заставляла взгляды мужчин следить за ней, но не из восхищения, а из напряжения. Каждый чувствовал, что она несёт в себе нечто, что нельзя контролировать.

Кожаный корсет подчёркивал изгибы её тела, брюки облегали ноги, а каблуки стучали по бетонному полу, словно отсчитывая время до чьего—то поражения. Волосы – беспорядочная копна огненных прядей, глаза – сияющие, живые, наполненные насмешкой и вызовом. Она не смотрела на людей, а изучала их, выбирая, кто сегодня будет её развлечением.

Толпа расступалась перед ней, неосознанно подчиняясь её присутствию. Марина могла сделать с мужчиной что угодно, и каждый это чувствовал. Она не просила, не манипулировала, и даже не вызывала желания – она его навязывала.

Зеркон наблюдал за ней, сидя в тени, чуть поодаль от центра событий. Он видел, как люди напрягались при её приближении, как мужчины, привыкшие править этим миром, чувствовали себя уязвимыми. Она шла, как царица среди рабов, но её власть была иной —основанной не на уважении, а на страхе перед тем, что она может сделать.

– Ты здесь, чтобы смотреть? – Марина остановилась перед ним, слегка склонив голову.

Зеркон медленно поднял взгляд.

– Я здесь, чтобы понять.

Она усмехнулась, подалась ближе, её дыхание коснулось его губ.

– Ты думаешь, что сможешь?

В её голосе звучал вызов. В нём не было ни капли женственности, ни намёка на мягкость. Она не играла. Она ставила условия.

– Думаю, что уже начал, – ответил он спокойно.

Марина ухмыльнулась, резко схватила его за воротник пиджака и, прежде чем кто—либо из наблюдающих успел моргнуть, притянула к себе. Её сила была не просто физической, она была чем—то большим – энергией, яростью, стихией, не знающей границ.

– Тогда поторопись, – прошептала она, её губы почти касались его кожи. – Здесь не любят тех, кто долго думает.

Её пальцы скользнули вниз по его груди, но не лаская, а командуя.

Зеркон понял, что Марина не ждёт ответа. Она не привыкла, чтобы ей отказывали, но её власть была другой, чуждой, опасной. Эта женщина не подчинила бы мужчину, она бы его сломала.

Он мог бы поддаться. Мог бы позволить ей почувствовать себя хозяйкой. Но в этом не было смысла, ведь она не искала равных, а искала жертву.

Марина могла завоевать любого, но в итоге не удержать никого. Её власть была агрессией, разрушением, огнём, который сжигал даже то, что ей хотелось сохранить.

Зеркон смотрел в её глаза и видел это.

– Ты сильная, – произнёс он.

– Я знаю, – ответила она мгновенно.

– Но твоя сила – не создание. Это лишь разрушение.

Марина не дрогнула, но её улыбка стала