— Вы понимаете, что я могу отчислить вас из гвардии с позором и вообще из армии.

Рощин осознав, что падать ниже некуда изменился в лице.

— Ваше Императорское Величество, вы вольны поступить так, как посчитаете нужным. Но хочу сказать Вам, что происходят в жизни случаи, когда офицер не может поступить иначе, как участвовать в дуэли, что бы защитить свою честь. Ибо отказавшись от неё, он потеряет всё чем обязан дорожить офицер. Есаул Иванов поступил, как настоящий офицер, у него не было другого выхода, в отличии, от граф Вержановского, поступок которого опозорил весь полк. Это единственное обстоятельство заставляющее меня стыдиться того, что я служил с этим человеком в одном полку. Все обстоятельства случившейся дуэли подробно изложены в рапорте и засвидетельствованы офицерами полка.

— Можете быть свободным, подполковник.

Сказал немного остывший Николай. Александр прекрасно знал всё, в мельчайших подробностях, о произошедшей дуэли от князя Андрея Долгорукого. Так же он узнал о том, что есаула обвинят в отстранении графа Олевского и барона Ростена из окружения Александра. Чему он, немало удивился.

— Есаул заигрался, не понимая куда он лезет по своей простоте и неразумности.

— Нет, ваше величество, есаул и в мыслях не держал о каких-либо дворцовых интригах. Наоборот, он ещё два дня, тому назад, хотел отбыть на Кавказ. Князь Андрей уговорил его остаться на день рождения Натальи, 3 марта. Судя по его высказываниям, он ни коим образом не помышляет жить в Петербурге.

— Жаль, я надеялся, что он останется у тебя в окружении.- вздохнул Николай.

— Я предлагал ему, папа, он категорическим образом отказывается. Мне он очень понравился. Есть что-то в нем такое, что располагает к нему. Хочется иметь его в друзьях, а не врагах.

Глава 27

Очнулся я под самое утро. Сразу понял, нахожусь в госпитальной палате. Слабость была такова, что не было желания шевелиться, но естественные желания организма настойчиво требовали выхода. Попытался сесть, но не получилось.

— Эй, кто живой⁈

— Ни как пришли в себя, ваше благородие? — приподнял голову дежурный санитар дремавший за столом.

Небольшой огарок свечи еле освещал палату.

Запалив лампу, санитар подошёл к кровати.

— Это мы сейчас ваше благородие, — догадался он по моему лицу. Аккуратно подхватив под мышки, помог справить нужду. Во время движения ощутил тянущую, пульсирующую боль в правом боку. Ощупал тугую повязку.

— Зашили уже — с досадой подумал я.

Дверь в палату отворилась, заглянул Савва.

— Очнулся командир — быстро подошёл и отстранив санитара, помог мне прилечь. Санитар отошёл, с опаской поглядывая на него.

— Что, да как, докладывай?

— Четверо нас тут, со вчерашнего дня в соседней комнате. По четыре часа дежурим у входа.

— Зачем?

— На всякий случай, кто знает, как обернётся всё. Поручик тоже тута недалече, мало ли.

— Он что ходит? — удивился я.

— Куда, там. Вчера к нему даус какой-то приходил. В золочёных шнурах весь. На дохтуров покрикивал.

— Неужели граф Олевский — подумал я. — Вас не трогал?

— Да не, поглядел только и ушел. Нас тута никто не трогает, комнату рядом дали, кормят и мы никого не трогаем — усмехнулся Савва.

— Скорая помощь при вас?

— Так, у Аслана, он её постоянно таскает.

— Сейчас отдохну немного, раной займёшься.

— Так дохтур сказал, что всё сделал? Савва не понял моих планов.

— Рана моя? Что хочу, то с ней и делаю. — поморщился я, когда бок отозвался болью на моё не ловкое движение. — Через два часа поднимешь меня. Выполнять урядник.

Савва не стал задавать глупых вопросов.

В девять утра Савва с Эркеном пришли с сумкой скорой помощи. Санитар, заподозрив что-то, незаметно исчез и минут через пять в комнату ворвался молодой доктор в халате.

— Господин есаул, что вы собираетесь делать?

— Как вас зовут, доктор?

— Полковой доктор, Спиридон Евлампиевич Могильный, губернский секретарь.

Хотел пройтись по поводу имени и фамилии, но сдержался.

— Хочу осмотреть свою рану и кое-что исправить.

— То есть как исправить? Вы, что доктор? Позвольте поинтересоваться, — ехидно и с сарказмом поддел меня Могильный.

В палату вошёл ещё один эскулап.

— Что у вас, Спиридон Евлмпиевич?

— Да вот, Иван Петрович, есаул собрался провести осмотр раны.

— Старший полковой доктор, Генгольц Иван Петрович. Так что вас не устраивает, господин есаул?

Немец уставился на меня с холодным любопытством. Его выговор выдавал остзейское происхождение, а очки в стальной оправе блестели в свете масленой лампы. «Вот уж действительно, куда не плюнь, попадёшь в немца», мелькнуло у меня в голове.

— Иван Петрович, позвольте мне осмотреть рану и провести некоторые процедуры, — твёрдо сказал я.

Интерес Генгольца плавно перерос в удивление. Он стоял и смотрел на меня, постукивая какой-то серебристой фигнёй по ладони.

— Вы сведущи в медицине?

— В очень ограниченном объёме. Только то, что связано с боевыми ранами.

На его выбритых щеках дрогнула тень. Такого от казачьего офицера он явно не ожидал.

— Хорошо. Я проведу процедуру под вашим руководством. Вас устроит такой вариант?

— Вполне. Приступим, господа.

Санитары подхватили меня под мышки, и я почувствовал, как едкий запах карболки ударил в нос. Меня понесли в перевязочную, где на столе уже блестели инструменты — скальпели, пинцеты, кривые иглы, пузырьки с какими-то жидкостями и свёрнутые бинты. С меня сняли повязку и я увидел оттекший бок с плотно зашитыми входными и выходными ранами.

— Вы, что, господин доктор, не будете мыть руки перед процедурой?

— Они у меня чистые.

— Я прошу вас, достаньте из сумки меньший бутыль и помойте руки жидкостью из него, только аккуратно и экономно.

— Что это? — он принюхался.

— Хлебное вино, хорошей очистки. Теперь снимите швы с раны, со стороны спины.

Я поморщился, когда он выдергивал подрезанную нить.

— Расширьте рану, что бы вытекла скопившаяся жидкость. Можете слегка надавить вокруг, что бы улучшить отток.

Я шипел и морщился от боли, началось воспаление.

— Возьмите серебряную трубу с