Глава 14

Елизавета Климова никогда не мечтала стать стюардессой. Она не грезила о романтике неба, не представляла себя в идеально выглаженной форме, шагающей по залу ожидания с непринуждённой улыбкой. Но, когда в восемнадцать лет ей сказали, что у неё приятная внешность и грациозная походка, она пожала плечами и пошла учиться, решив, что раз уж её всё равно тянет к высотам, пусть это будет хотя бы официально.

Она вообще редко задумывалась о будущем. Всё её внимание с ранних лет было сосредоточено на другом – на том, чего никто вокруг, кажется, не испытывал с такой острой, порой даже мучительной силой.

Она всегда знала, что у неё проблема.

Нет, правда. Она хотела бы сказать, что у неё было обычное детство, но это было бы наглой ложью. Обычные дети не проводят часы, лёжа на кровати и задаваясь вопросом, почему у них внутри такое ощущение. Обычные дети не краснеют и не прячутся в ванной, когда случайно по телевизору показывают сцену с поцелуем. Обычные дети не чувствуют, что их буквально выворачивает наизнанку, если кто—то в классе касается их руки.

Лиза чувствовала. С каждым годом это становилось хуже.

К какому—то моменту она уже могла отличить "просто приятное" от "я сейчас взорвусь и умру". К четырнадцати она поняла, что это не проходит. К шестнадцати – она наверное была единственной девочкой в школе, способной получить оргазм от собственного дыхания.

И, честное слово, она не считала это чем—то особенным. Наоборот. Это было ужасно.

Потому что никто вокруг не испытывал ничего подобного. Подруги хихикали, обсуждая, как им нравится кто—то из старшеклассников, а Лиза сидела рядом, стараясь не показывать, что ей хочется не просто поцеловать кого—то, а залезть под чужую кожу, сгореть, раствориться, лишь бы это ощущение внутри перестало зудеть.

Она пробовала справляться. Сначала, как и положено подростку, – через спорт. Бегала до потери пульса, изматывала себя йогой, пробовала плавание. Всё это, конечно, работало… ровно до того момента, пока в бассейне не появлялся кто—то с красивыми плечами.

Потом она попробовала книги. Это было даже хуже.

– Лиза, ты так любишь читать! Какую классику посоветуешь?

Она отрывалась от очередного романа и нервно сглатывала, потому что ни одна нормальная девочка не посоветует "Любовника леди Чаттерлей" на уроке литературы.

Затем она поняла, что все её проблемы сводятся к одному: ей категорически нельзя оставаться одной.

Потому что как только Лиза оставалась одна, она превращалась в электрическую катушку, которая накалялась до предела, пока не приходилось разряжаться. И каждый раз это повторялось снова и снова, словно замкнутый круг, из которого не было выхода. К шестнадцати она поняла главное: если её желания не остановить, их хотя бы можно держать в рамках.

Игра, начавшаяся в подростковом возрасте, превратилась в искусство самоконтроля. Лиза научилась держать дистанцию, не задерживать взгляд, не приближаться слишком близко, не позволять чужим рукам задерживаться на её коже. Она смеялась вместе со всеми, шутила, играла в невинность.

– Ну ты жертва гормонов, Лизка! – хихикали подружки, когда она отводила взгляд от очередного красавчика.

– Да—да, именно так, – вздыхала она, пряча руки в карманы.

Как будто одних только гормонов было достаточно, чтобы объяснить тот хаос, что творился у неё в голове. Ей нравилось всё.

Мужчины, женщины, улыбки, плечи, шеи, голоса, дыхание. Её организм реагировал на всё, и это было просто несправедливо. Но хуже всего было осознание, что в мире не существует человека, который сможет её понять.

Слишком рано она поняла: её желание не было чем—то обычным. Оно было больше, сильнее, глубже, пробираясь в самую суть её существа и наполняя каждую клетку тела жарким, почти невыносимым желанием.

Пробиралось в кости, наполняло её до краёв, заставляло дёргаться от случайных прикосновений, задыхаться от звука чужого смеха.

Но никто вокруг не испытывал того же самого, и Лиза ощущала, что остаётся наедине со своей тайной. У неё не было никого, с кем можно было бы поделиться этим, и со временем она поняла, что единственный способ вписаться в окружающий мир – это притворяться, делая вид, что всё в порядке.

Лиза никогда не была из тех девочек, которые мечтают о «прекрасной любви» и хранят в тетрадях засушенные лепестки роз. Всё происходило куда проще и логичнее: ей нравилось чувствовать людей рядом. Их прикосновения, их тепло, даже случайные толчки в узких школьных коридорах.

Она заметила это раньше, чем ей хотелось бы.

Пока подруги хихикали, рассказывая, кто «влюбился» в нового старшеклассника, Лиза не могла понять, о чём вообще идёт речь. Она не собиралась мечтательно смотреть на кого—то издалека, краснеть при встрече и ждать «правильного момента». Всё было гораздо проще – она просто хотела попробовать.

И однажды сказала это вслух.

– Мне нравится, когда прикасаются, – невинно призналась она подругам.

Комната наполнилась напряжённой тишиной.

Лена медленно моргнула. Катя выглядела так, будто Лиза только что рассказала, как приносит в жертву хомячков.

– В смысле? – переспросила Лена.

– Ну, просто… прикосновения. Мне это приятно, – пожала плечами Лиза.

– Боже, ты что, ненормальная? – Лена инстинктивно убрала руки с колен, словно Лиза могла накинуться на неё прямо сейчас.

Катя передёрнула плечами:

– Лизка, это… жутковато.

Лиза нахмурилась.

– Почему? Вы сами обнимаетесь, держитесь за руки…

– Да когда нам приятно, а не просто так! – возмутилась Лена.

– А мне просто так нравится.

– Ты больная!

В этот момент Лиза впервые поняла, что у неё будет сложная жизнь.

Когда ей исполнилось шестнадцать, она наконец решила, что пора заканчивать со всей этой философией.

Парень, с которым это случилось, был обычным – одноклассник, нормальный, без странностей, просто оказавшийся в нужное время в нужном месте. Всё произошло за гаражами, потому что куда ещё подросткам идти, если не в царство ржавых железяк и перегоревших ламп?

Это не было похоже на сцену из кино. Никто не зажигал свечи, не шептал на ухо трогательные слова. Всё вышло быстро, чуть неловко и совсем не волшебно.

Единственное, что действительно поразило Лизу, – это насколько банально оказался сам процесс.

– И это всё? – спросила она, поправляя юбку.

Парень посмотрел на неё в растерянности.

– Ну… да?

Лиза моргнула:

– Понятно.

Парень, кажется, немного обиделся:

– Ну, вообще—то, первый раз должен быть особенным…

Лиза с трудом удержалась от смеха.

– Друг, мы в грязном дворе между мусорными контейнерами. Что тут особенного?

Парень смутился, пробормотал что—то невнятное, а Лиза уже думала, как бы не наступить в лужу, выходя из—за гаражей.

Главное, что она поняла в тот день: ничего особенного в этом действительно нет. И тогда она