Тело Аурелиуса начало терять форму.

Его пальцы дрожали. Он хотел что—то сказать, но слова больше не формировались правильно. Губы его растянулись в немую гримасу, а затем сам его облик начал изменяться. Не так, как раньше – не в более жуткую форму, а наоборот, теряя очертания, он становился неустойчивым, призрачным, тающим, словно его существование зависело от чего—то, что внезапно исчезло.

– Ты… не можешь… – прохрипел он.

Миркан не остановился. Связующие печати, удерживающие Аурелиуса в этом мире, одна за другой разрывались, источая в воздух волны разъедающей энергии. Кабинет содрогался, стены трещали, будто не выдерживая давления невидимой силы, которая стремилась стереть это место из реальности.

Тело его соперника дрожало, очертания становились зыбкими, мерцая, как пламя, теряющее топливо. Он больше не мог удерживать свою форму – сама его сущность рассыпалась, утекая сквозь разрывы в тканях мира.

Аурелиус корчился на полу, теряя очертания, становясь неустойчивым, призрачным, словно растворяясь в воздухе. Его пальцы, ещё недавно крепкие, с длинными, чуть загнутыми ногтями, теперь превращались в дымные линии, размываясь, как чернила в воде. Он пытался удержаться в этой реальности, хватался за неё, но она больше не признавала его.

Глаза его были тёмными омутами, в которых ещё теплился проблеск ума, но теперь его окружала обречённость. Он знал, что проиграл. Не потому, что был слабее, а потому, что столкнулся с тем, кого не смог разгадать.

Миркан не был простым охотником, мстителем или сумасшедшим, рвущимся уничтожить врага. В нём была целеустремлённость, которая превосходила личную месть и не поддавалась ни страху, ни ярости.

– Зачем тебе это? – прохрипел Аурелиус. Его голос больше не был бархатистым и уверенным, в нём слышался надлом, глухое шипение существа, теряющего свою оболочку. – Что ты пытаешься доказать?

Миркан стоял над ним неподвижным, тёмным силуэтом в свете догорающих печатей. Он смотрел сверху вниз, но не с высокомерием, не с презрением – просто с холодным, глубоким пониманием.

– Ты хочешь услышать правду? – его голос звучал ровно, без эмоций. – Хорошо. Ты её получишь.

Он присел на корточки, заглядывая в распадающееся лицо Аурелиуса, позволяя тому в последний раз ощутить всю полноту осознания, что он стоит перед кем—то, кто прожил слишком долго, чтобы сомневаться.

– Триста лет назад я был таким же, как все, – медленно начал демон. Его голос не был наполнен ни горечью, ни болью, ни даже отголоском прошлого страдания. Он рассказывал не свою трагедию, а историю, ставшую частью его, давно утвердившуюся внутри него, как застывшая истина. – У меня была жизнь. Имя. Семья. Всё, что делает человека человеком.

Аурелиус дёрнулся, его глаза моргнули, пытаясь удержаться, но даже движения его теперь были разорванными, фрагментированными, будто кто—то изнутри медленно выжигал последние остатки его формы.

– Меня похитили, – продолжил Миркан, не обращая внимания на агонию собеседника. – Я не знал, что происходит. Сначала был только свет, слишком яркий, и голоса, похожие на ржавый металл, царапающий слух. Потом темнота. А затем… Лифтаскар.

Он провёл пальцами по поверхности пола, словно вспоминая, какова была эта тьма, как она проникала в разум, как стирала, уничтожала всё, что казалось незыблемым.

– Меня лишили всего. Моё прошлое перестало существовать. Моё будущее стало тем, что решали за меня. Я стал рабом, существом, лишённым воли, лишённым права выбирать. Я убивал, потому что так было нужно. Потому что иначе убили бы меня. Я приспособился, стал частью системы, стал тем, кем мне велели быть.

В глазах Аурелиуса пробежала слабая тень понимания. Он знал, что такое Лифтаскар, но ему никогда не приходилось быть в нём пленником. Он был частью структуры, управлял ей, но никогда не ощущал на себе её истинной сути.

– Но однажды я понял, – Миркан выпрямился, голос его чуть изменился, стал глубже, твёрже, будто сам воздух в комнате сгустился, внимая его словам. – Я осознал, что пока Лифтаскар связан с Землёй, он никогда не остановится. Пока связь остаётся открытой, будут появляться новые жертвы. Их будут забирать, использовать, ломать.

Аурелиус попытался открыть рот, но не смог. Его губы больше не слушались, кожа на лице начинала растекаться, сползать вниз, как воск под пламенем свечи.

– Ты хочешь отомстить? – наконец, с огромным усилием, выдавил он.

Миркан посмотрел на него с лёгкой тенью насмешки, но в его глазах не было гнева. Только усталость, та самая усталость, что приходит после долгих лет наблюдения за одним и тем же циклом, за повторяющейся трагедией, которую больше невозможно терпеть.

– Нет, – сказал он. – Я хочу, чтобы Лифтаскар больше не питался этим миром, – эти слова прозвучали спокойно, но в них была неизбежность. – Его невозможно уничтожить. Это факт. Но я могу оставить его голодным.

Тело Аурелиуса задрожало, а затем его силуэт стал окончательно терять форму. Лицо исчезло первым, а в конце – пальцы, вытянутые в последнем судорожном жесте.

– Ты… – сорвалось с его искажённых губ, но слов больше не было.

Связи с миром рвались. Печати исчезали. Лифтаскар потерял ещё одного проводника. Но Миркан знал, что это только начало.

Демон не отводил взгляда от распадающегося тела Аурелиуса. Время словно замедлилось, позволяя ему наблюдать за последними мгновениями существа, которое веками управляло этим местом, вершило судьбы, ломало людей, играло в свою игру, уверенное в собственной неприкосновенности.

Тело владельца клиники уже не было телом. Оно теряло очертания, его кожа осыпалась, как сухая глина, а кости истончались, распадаясь на тёмную пыль. Губы его беззвучно шевелились, но голос исчез вместе с последней связью, удерживавшей его в этом мире. В глубине его угасающего взгляда ещё теплилась мысль, понимание, которое пришло слишком поздно: он проиграл.

Миркан наблюдал без эмоций. Он не испытывал злорадства, не чувствовал триумфа. Это не было победой. Это был просто неизбежный конец для того, кто слишком долго считал себя неуязвимым.

Когда последняя частица тела Аурелиуса растворилась в воздухе, по полу пробежала первая трещина. Тонкая, едва заметная, но Миркан уже знал, что это только начало.

Потолок задрожал и заскрипели стены, будто клиника, осознав утрату хозяина, сама начала умирать. Швы, державшие её реальность, рвались, расслаивались. Миркан чувствовал, как пропадает давление, как уходит навязчивая энергия, пропитывавшая это место.

В другой комнате раздался глухой удар – кто—то упал, потеряв сознание. В следующее мгновение раздались крики. Люди, до этого находившиеся под влиянием Аурелиуса, внезапно освободились, и их разум не успел приспособиться к этому. Некоторых настиг ужас, другие не понимали, где они находятся. Кто—то метался по коридорам, пытаясь выбраться, кто—то сидел, сжав голову руками, пытаясь вспомнить своё имя,