Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть смысл.

– Но ты до сих пор упускаешь одну важную деталь.

Аурелиус не ответил. Он ждал.

– Я не пытаюсь разрушить Лифтаскар и хочу его падения. Мне не нужен его конец. – Миркан склонил голову, будто проверяя, насколько глубоко его слова проникли в сознание собеседника. – Я просто делаю так, чтобы он остался там, где ему и место. Без выхода. Без связей. Без новых душ. Без тех, кто должен был туда попасть.

Губы Аурелиуса дёрнулись, но он сразу взял себя в руки:

– Ты думаешь, что это что—то изменит?

Теперь он уже не насмехался. Теперь он спрашивал.

– Да, – спокойно ответил Миркан. – Я думаю, что это изменит всё.

Тишина в комнате стала почти осязаемой. Её нельзя было назвать неловкой, нельзя было назвать напряжённой, но она была наполнена тем самым тяжёлым воздухом, который бывает перед чем—то неизбежным.

– Ты считаешь, что можешь перекрыть пути? – Аурелиус говорил медленно, осознанно, и теперь в его голосе звучало то, чего раньше не было. Глубинный страх. Не за себя, не за этот кабинет, не за жизнь – страх перед неизведанным.

– Я уже начал, – тихо ответил Миркан.

И это было правдой. Впервые за долгое время Аурелиус ощутил, как под его кожей что—то холодеет. Это чувство поднималось от позвоночника, откуда—то изнутри, с той глубины, где жила уверенность, что всё можно контролировать. Он всегда считал себя частью великой структуры, неизменного механизма, который невозможно было остановить.

Но теперь он увидел перед собой человека, который не просто говорил, а действовал.

– Тебе не кажется, что ты переходишь границы дозволенного? – спросил он почти шёпотом.

Миркан улыбнулся:

– Нет, – произнёс он спокойно. – Мне кажется, что я просто возвращаю равновесие.

Аурелиус моргнул. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так. Это было не похоже на страх, но и не на обычное раздражение.

Он видел перед собой не фанатика, не одержимого местью, не безумца, решившего обрушить систему ради собственной гордыни. Перед ним стоял человек, который точно знал, что делает. И это пугало его больше всего.

Миркан двинулся первым. Без предупреждения, без резких вдохов, без напряжённой позы перед ударом. Ему не нужно было разгоняться или примеряться. Всё, что он делал, было точным и молниеносным. Кулак пробил пространство, разрезая воздух, но прежде, чем его ладонь могла врезаться в лицо Аурелиуса, пространство между ними словно взорвалось невидимой силой.

Хозяин клиники не отклонился, не вскочил, не сделал шаг назад. Он просто продолжал сидеть в своём кресле, и всё же атака Миркана не достигла цели. В воздухе что—то исказилось, дрогнуло, будто сам кабинет не позволил удару случиться.

И тогда Аурелиус улыбнулся:

– Грубовато, – произнёс он с легким укором, почти по—отечески. – Ты должен был понять, что это не сработает.

Миркан не ответил. Он отступил на шаг, снова разрывая дистанцию, но в тот же миг Аурелиус исчез из кресла. Не встал, не шагнул, а просто оказался в другом месте. Тело его вытянулось, тень на стене сместилась, расширяясь, становясь больше, чем сам силуэт.

Затем послышался сухой хруст.

Что—то раздалось внутри него, как если бы с треском разорвались слишком туго натянутые жилы. Его кожа натянулась, заостряя черты лица, скулы выпирали сильнее, губы истончились, обнажив длинные зубы, слишком белые в искусственном свете кабинета. Волосы его больше не были аккуратно зачёсаны, теперь они развевались, словно ветер ворвался в закрытую комнату.

Но самое страшное было в глазах, которые утратили человеческие оттенки. Не просто почернели – углубились, стали похожи на чернильные бездны, в которых медленно закручивались тени. Они не отражали свет, но сами источали его, создавая жуткий эффект – будто тьма в его глазах светилась.

Кабинет содрогнулся. Картины на стенах перестали быть картинами. Их фигуры начали двигаться, изгибаться, меняясь в кошмарном танце, искажая пространство. Нарисованные теперь смотрели наружу. Они дёргались, их рты раскрывались, лица вытягивались, выскакивая за рамки, крича без звука.

Аурелиус шагнул вперёд, и Миркан не смог не заметить, что его конечности стали длиннее. Он больше не выглядел человеком. Его пальцы вытянулись, суставы выгнулись под неестественными углами, и даже походка изменилась – теперь он двигался так, словно его тело не подчинялось привычным законам анатомии.

– Ты понятия не имеешь, с чем связываешься, – произнёс он.

Звук его голоса запоздал. Миркан услышал слова через мгновение после того, как Аурелиус их произнёс, будто между ними вдруг пролегло незримое расстояние.

Демон не испытывал ни тени сомнения. Он знал, что его шаги ведут к неизбежному, но цель была ясна. Пространство вокруг него сгустилось, стены сжались, воздух уплотнился, и внезапно кабинет перестал быть просто комнатой – он стал ареной, местом, где сталкивались две силы, одна из которых должна была исчезнуть.

Миркан атаковал снова, но теперь уже не полагаясь на силу. Он использовал не физические удары, а потоки энергии, резкие всплески, которые рассекали пространство, ломали воздух, прожигали стены. Он двигался быстро, но Аурелиус реагировал с нечеловеческой грацией. Его движения были плавными, неуловимыми, будто его тело состояло не из плоти, а из чего—то текучего, не имеющего определённой формы.

Удары Миркана пронзали пространство, пробивали стены, разрушали пол, но не оставляли следов на его противнике. Он был здесь, но не физическим телом, которое подчинялось другим законам.

– Ты всё ещё надеешься, что это поможет? – в голосе Аурелиуса не было насмешки. Теперь он говорил с лёгкой заинтересованностью, словно анализировал происходящее. – Уничтожить меня физически? Ты не понимаешь, что ты сражаешься не с человеком?

Демон остановился. Он тяжело дышал, но не от усталости – воздух был насыщен чужой энергией, вязкой, липкой, пытающейся его удержать.

Хозяин клиник не умирал. И тогда он понял.

Он не мог убить его ударами. Не мог разорвать тело, потому что тело было лишь оболочкой. Аурелиус существовал не здесь, не полностью. Он держался не за счёт плоти, а за счёт чего—то другого – связей, печатей, нитей, связывающих его с этим миром.

Демон опустил руки. Аурелиус нахмурился.

– Что? Ты сдаёшься?

– Нет, – ответил Миркан, – я просто наконец тебя понял.

Он закрыл глаза. И начал разрывать печати.

Кабинет задрожал. В воздухе появилось что—то новое – слабый, но ощутимый треск, будто где—то вдалеке за пределами пространства ломались натянутые струны. Демон не атаковал своего врага, он не пытался его ударить. Он ломал то, что удерживало его здесь.

Аурелиус вздрогнул:

– Ты… – его голос сорвался.

Треск стал громче. Миркан разрывал связи, одну за другой, точечно, методично, отключая