Два месяца, которые я дам Прусскому королевству. При должном планировании, — а немцев никак нельзя упрекнуть, что они не действуют согласно планам, — это немало времени. Как минимум занять Силезию и Саксонию Фридриху удастся.

А вот больше я ему давать не собираюсь. И то, что он захватит, то отчасти Фридриху придётся и отдать. Цель России в этой войне — занять Восточную Пруссию. При этом окончательно подчинить Курляндию и даже взять некоторые территории Речи Посполитой, чтобы расширить логистические возможности и Кёнигсберг не был никогда изолированным русским городом.

Надеюсь, что у Фридриха хватит ещё его экспансивных амбиций, чтобы купиться на мой посыл о разделе Речи Посполитой. Я хочу, чтобы именно Пруссия стала инициатором подобных событий.

Нам же простоит тогда осуществить «освободительный» поход, чтобы не дать злобным немцам захватить ещё и Литву, то есть белорусские земли.

Отобедовав, я направился в свой дворец, чтобы там поучаствовать в тренировке роты своих телохранителей. А вечером меня ждал семейный ужин. А ночью меня ждала…

Вот интересно: а много ли таких семей, в которых и по истечении пяти лет совместной жизни бушует подобная страсть между супругами? В прошлой жизни я ничего похожего не ощущал. А сейчас даже во время переговоров с немецким шпионом я то и дело думал о том, как сладостно мне будет засыпать в объятиях своей жены.

А после предстоит серьёзнейшая поездка по бывшему Дикому полю. Я лично должен буду открыть два ремесленных училища, три школы и один коммерческий лицей в Луганске.

Развитие Новороссии идёт столь бурными темпами, что я уже сейчас вижу: даже светлейшему князю Потёмкину это было не по плечу. На самом деле он совершил немало ошибок. Уж куда больше, чем мы набили себе синяков.

Однако вот-вот в Кривом Роге будет открыт железоделательный завод, который будет призван обеспечивать, на ряду с Луганским заводом, бурное строительство железных дорог рельсами. По крайней мере в Новороссии и Малороссии. Раз уж мне доверено развитие не только России, но и показательная работа в Новороссии, то нужно обязательно показывать превосходство.

У меня складывается чёткое убеждение, что ещё немного — и мы можем говорить о том, что Урал и основные заводы Демидовых — это не основной промышленный регион Российской империи.

Луганский завод… Это ведь не один завод. Это целый кластер многих предприятий, включающий в себя даже текстильную фабрику. Это такой актив, которого ещё в России нет нигде.

Скромный семейный ужин. Но он при мне, при канцлере, как главы развивающегося клана, в который так или иначе, но входят сидящие сейчас со мной за одним столом люди.

Гильназ, конечно, расцвела еще больше. И эта показная скромность женщины… Впрочем, и ей и ее мужу было неловко находится за столом. Разные культуры. И вообще, женщин тут быть не должно, но и моя сестра и моя жена, Гильназ, — все тут. И пусть Ибрагим-бей хоть удавится, казнокрад эдакий, но будет в моем доме так, как я того желаю. Вот у него в гостях я подчинюсь правилам исламского гостеприимства.

— Борис Петрович, — обратился я во время ужина, когда уже обсудили незначимые темы о погоде, чистоте моря. — Вам надлежит отправиться в поездку. Вы не простив сопровождать меня в инспекции по Новороссии?

— Не извольте сомневаться, Алексей Лукич. Для меня честь, — сказал Шереметев.

Нужно попробовать его на разные роли. Может быть проснется в этом любителе театров и художественного искусства еще и какие более полезные качества? Нынче все больше театралов, гуманитариев. А мне экономисты нужны, инженеры, технари. Пусть бы женщины двигали культуру. Мужам надлежит зарабатывать на театры, музыку и другие развлечения.

— Ибрагим, а вам бы я посоветовал проехать по России, посмотреть, какая она — ваша новая Родина. А еще… Я хотел бы вас представить государыне, — сказал я.

— Я с честью! — обрадовался муж Гильназ.

Конечно же! Еще утром он был практически под следствием, а сейчас в императорский дворец приглашают. Явно же для милости.

А я счастья желаю Гильназ. Ведь только она будет сопровождать Ибрагима. Тут, в Крыму мусульманам разрешено иметь двух и более жен. В остальной России никто не поймет и не примет сопровождение русского князя, коим является Ибрагим, в виде гарема.

— Ну будет тебе, Саша. Чай не на совещаниях своих. Давайте лучше о другом поговорим! — сказала Юля.

Ну да ладно. Что нужно я уже сказал.

* * *

Эдо (Токио)

14 июня 1742 года

Сёгун Токугава Ёсимунэ, сидя на жёстком полу, принимал русского посла. Рядом с ним были необходимые для правителя Японии атрибуты: красивые женщины, хмурые и мужественные самураи, не сильно уступающие ростом высокому сёгуну.

Да, пожалуй, и всё. Ёсимунэ всю свою жизнь боролся с любыми проявлениями роскоши. Всегда подчёркнуто строго и без излишеств жил и насаждал везде самурайские законы чести и достоинства. Скромность — вот одна из добродетелей, которая по мнению сегуна должна присутствовать в повседневной жизни правителя.

И это своего рода легкая пощечина для того человека, который сейчас был на встрече с сегуном. Ведь при официальных встречах правитель, ну или наместник заточенного в Киото императора, должен одеваться иначе и встречать по-другому.

И многие жители миллионного города Эдо следовали примеру сегуна. Потому-то Александр Иванович Шувалов не мог здесь, в этом неожиданно большом городе, где, казалось, проживает людей больше, чем в Москве, заметить признаков роскоши.

Возможно, только в домах торговцев можно было встретить что-то из того, что считалось бы излишеством. Другие же, даже главы кланов, не выпячивали своё богатство наружу, хотя у многих хватало и золота, и серебра, и европейских предметов быта.

Александр Шувалов стоял в поклоне и ожидал того, чтобы, согласно протоколу, ему позволили выпрямиться и задать вопросы сёгуну Токугаве Ёсимунэ. Он готов стоять вот так хоть бы и целый день. Аудиенции пришлось ждать долго. А потом быть еще и арестованным, пока японцев не принудили к разговору.

— Говори, христианин, — с явным пренебрежением к христианству, даже со злобой, придворный управитель сёгуна обратился к русскому послу.

— Сама, — Шувалов обратился на японском языке, проявляя в должной мере почтение, но при этом не стал добавлять других эпитетов, чтобы не унижать себя при дворе японского правителя. — Ты знаешь, зачем я прибыл. Но если тебе интересно, то я могу поведать.

— Ты прибыл сообщить мне, что у моих верноподданных твоя страна забрала остров Эдзо? Или о том, что