На бумаге уже не хватало куска, но основное было на месте. Я пробежался глазами по строкам — и вдруг понял. Это была ксерокопия.

Управдом, всё это время наблюдавший за сценой с невозмутимым выражением, усмехнулся:

— Ничего страшного, Максим Валерьевич. Оригинал-то у меня.

Рубанов замер. Я услышал, как он нервно сглотнул, а потом шумно выдохнул. Он всё ещё сжимал в пальцах обрывок, но теперь уже в этом не было никакого смысла.

В зале раздался глухой гул голосов. Кто-то со злорадством хмыкнул, кто-то сдержанно кашлянул. Чиновники переглядывались, явно понимая, что ситуация вышла из-под контроля.

Я посмотрел на управдома. Тот спокойно отряхнул рукава и, словно ничего не произошло, уселся поудобнее.

— Так что, господа, голосуем? Или кто-то ещё хочет что-то «пересмотреть»?

В этот момент даже самые уверенные сторонники урезания бюджета культуры предпочли промолчать.

Ведущий заседания понял, что ситуация выходит из-под контроля, и быстро вмешался:

— Предлагаю голосовать.

Голосование прошло не так, как ожидал Рубанов.

— Кто «за»? — ведущий поднял руку.

В зале повисла секунда тишины. Никто не торопился. Казалось, воздух сгустился, и все косились куда-то по сторонам, будто в попытке считывать друг друга.

Первый поднял руку депутат из экономического комитета — тот, который ещё утром настаивал на сокращении. Следом за ним — ещё двое, явно не желавшие идти против линии.

— Кто «против»?

Лицо Рубанова, ещё несколько минут назад расслабленное, теперь выглядело напряжённым. Он медленно провёл рукой по подбородку, словно обдумывал, что делать дальше. Губы его дрогнули, он хотел что-то сказать, но осёкся. В зале ещё слышался гул обсуждений, кто-то переговаривался, кто-то пересматривал бумаги, но он видел главное — баланс сил сместился.

Решение об урезании бюджета культуры отклонили. Я перевёл взгляд на управдома.

Семёныч улыбался. Рубанов сцепил зубы, но пока держался.

Глава 17

Утро началось не с кофе, а с очередных газетных заголовков, бьющих по репутации точнее, чем любой бюрократический отчёт. Я едва успел переступить порог кабинета, когда Таня без лишних слов кивнула на стол, усыпанный газетами и распечатками с местных новостных сайтов. Она сидела, скрестив руки на груди, и в её взгляде читалась сосредоточенность, но не тревога. Она уже знала, что там написано, и ждала моей реакции.

Я взял одну из газет, развернул, и первое, что бросилось в глаза — кричащий заголовок, набранный жирным шрифтом:

«Как в районе панки заменили искусство»

Для наглядности — фотография: пьяный в дрызг панк, которому было не суждено спеть «Князя». Подпись под фото была соответствующей:

«Такой ли должна быть культура в нашем районе?»

Я перевернул страницу, ожидая увидеть что-то ещё более откровенное, и, конечно же, не ошибся.

«Праздник за счёт бюджета: сколько стоила показуха?»

Текст с напускной заботой о налогоплательщиках подробно расписывал «излишние» траты на концерт, обвиняя меня в использовании средств, которые можно было направить на «более важные нужды». Разумеется, не упоминалось, что люди получили именно то, что хотели. Всё подавалось так, будто я организовал не культурное событие, а бессмысленный пир во время чумы.

Я отложил газету и посмотрел на Таню. Она разложила передо мной несколько листов с распечатанными скриншотами из ЖЖ. Всё в одном ключе: скандал, расточительство, кто ответит за нецелевые расходы?

Я быстро пробежал глазами по распечаткам. Всё было стандартно: несколько ключевых аккаунтов разгоняли нужный посыл, под их сообщениями появлялись внезапно обеспокоенные пользователи, поддерживающие эту волну. Сейчас интернет и блогосфера ещё молоды, и комментаторы клевали на эту нехитрую наживку, как голодная рыба. Я уже видел такие кампании раньше. Сначала формируется искусственное возмущение, потом оно подогревается новыми статьями, а затем включаются и чиновники с необходимыми мерами.

— Это значит, что скоро появятся «народные представители», которые внезапно начнут требовать привлечения меня к ответственности, — вздохнул я.

Я задумчиво постучал пальцами по столу. Значит, у нас меньше времени, чем мне казалось.

В этот момент в кабинет влетел Карл, его лицо выражало откровенное беспокойство.

— Максим Валерьевич, в курилке услышал… Фух, говорят, что кто-то уже отправил в область анонимный запрос о проверке расходов на концерт.

Я едва заметно кивнул. Значит, дело пошло дальше простого информационного шума.

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и внутрь вошла Вероника, у неё в руках была ещё одна газета, а на ее лице застыла смесь раздражения и насмешки. Она с размаху шлёпнула издание на стол и с характерным хмыканьем произнесла:

— А вы видели это? У нас тут, оказывается, культурная революция. Правда, её собираются отменить.

Я мельком глянул на новый заголовок.

«Вместо концертов — ремонт школ. Почему культура жрёт деньги?»

Я пробежался глазами по статье и сразу понял, что этот материал был куда более хитрым. Здесь не было прямых обвинений, зато акценты расставлены грамотно: культура, мол, это хорошо, но почему на неё столько тратят, когда в городе полно более насущных проблем? К тому же апофеозом культурных мероприятий называли концерт маргиналов. Мол, из-за недостатка финансирования панков недоучили в школе, а теперь местный отдел культуры продвигает маргинальные ценности в массы.

Манипуляция, рассчитанная не на громкий скандал, а на широкую аудиторию, на тех, кто не вникает в детали.

— Вот это уже серьёзней, — протянул я, просматривая статью дальше.

— Ну да, тут уже не скандал, а «взвешенный подход к общественным финансам». Кстати, ходит слух, что вы, Максим Валерьевич, на этом концерте что-то себе в карман положили.

— Что, прямо в косуху спрятал? — я поднял бровь и усмехнулся.

— Говорят, что один из подрядчиков перевел деньги не на счет администрации, а куда-то ещё. Дескать, через «прокладку». Они не предъявляют пока, но если захотят — начнут копать. А вы сами знаете, что у нас там с документацией проблема.

Лариса резко вскинула голову.

Ясно… меня объявили расточителем и чуть ли не врагом народа. Рубанов повышал ставки, и, скорее всего, получил поддержку от того зама по финансам. Глава нашей администрация прекрасно знал, что в отчётах есть неточности. Раз он не боялся, что схватят за задницу прежде всего его (а я ведь, не побоюсь этого слова, отмывал отмытые деньги через наш отдел), значит, у него есть гарантия по собственной безопасности. Иначе бы он не рубил сук, на котором сидел сам.

Я медленно положил газету на стол, чувствуя, как раздражение перерастает в сосредоточенность. Это не был хаотичный информационный вброс. Это был план, рассчитанный на долгосрочное раскачивание. Значит, следовало готовить не ответ, а контратаку.