Лицо приятеля разгладилось. Он, кажись, даже повеселел маленько. И кулаки разжал.

— Вот и ладушки! — подытожил я.

И хлопнул приятеля по плечу, подгоняя к двери:

— Пошли, пошли, Колян! А то я щас околею. Это ты у нас с детства в снегу вместо кроватки спал. А я не ты, в «моржи» не записывался. Того и гляди дуба дам.

* * *

— Ты чего такой дерганый, Андрей? — с любопытством спросила Настя, прильнув к моему плечу. — Расслабься. Денька с родителями только часа через два придут. Как раз и успеешь вернуться в училище до окончания увольнения. Они у меня люди понимающие. И к тебе хорошо относятся! А папа так и вовсе говорит, что ты… — тут девушка подняла вверх большой пальчик.

Мы с моей девушкой сидели на кухне квартиры ее родителей. Наконец-то сбылась наша мечта об уютной свиданочке наедине.

— Так, ничего… — задумчиво ответил я, нежно перебирая правой рукой одуряюще вкусно пахнущие волосы. — Устал просто за неделю.

Вроде бы все складывалось просто замечательно! Мы с Настей наконец остались вдвоем. Колян напрочь отказался от идеи дуэли с Лобановым. Зажил себе дальше тихо-мирно. Учился, ходил в наряды и в ус не дул. Принял, видать, к сведению мой совет «просто обождать». И он покорно ждал, время от времени бросая на свою учительницу нежные взгляды.

Лобанов по-прежнему был букой. Ни с кем особо на контакт не шел, но вроде и конфликтов у него особых ни с кем не было. Даже свой косяк на уроке русского вроде бы исправил. И «парашу» по алгебре. Решил у доски наскоро парочку олимпиадных задач и снова стал у препода любимчиком. Очень старался заработать увал. А получив увольнительную, новенький, разумеется, сразу полетел в «Склиф» — навестить свою Маринку, пострадавшую в результате падения на катке.

— Что ж, суворовец Лобанов, — благосклонно кивнула Красовская, когда новенький соизволил прийти на урок, — извинения за прошлый инцидент я уже приняла у вас тет-а-тет. Жду от Вас сочинение. А сейчас — милости прошу к доске!

Все было хорошо. Но меня не покидало странное ощущение. Будто что-то вот-вот должно было случиться. Оно то накатывало, то отступало… Но не собиралось меня покидать.

Так же, как и тогда, когда, оставив у бордюра недопитую бутылку пива, я ни с того ни с сего ломанулся с «Горбушки» домой к подвыпившему Илюхе «Бондарю». Буквально в последний момент я успел отобрать ключи у бухого товарища и уговорить его остаться дома, а не устраивать покатушки за рулем, имея в крови совершенно зашкаливающее количество промилле…

Так же, как и во дворе малознакомого дома, когда я сломя голову полетел на последний этаж «хрущобы», преодолев препятствие в виде не в меру любопытных соседок, и вовремя успел стащить с подоконника своего давнего неприятеля — старшекурсника Тополя…

А может, я просто себя накрутил? Неделька у нас в училище выдалась та еще. Еле-еле увал себе выцарапал. На самого тоненького. Вот и перенервничал.

Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Настины нежные пальчики держали мою руку, а ее голова лежала у меня на плече.

И вдруг перед глазами, точно кадры из какого-то фильма, замелькали странные картинки…

Глава 20

Темный кинозал. Яркий прямоугольник большого экрана…

Незнакомые люди с огромными ведрами попкорна, которые, чавкая, с наслаждением его уплетают. Странно… Откуда попкорн в СССР семидесятых? И почему вместо старого доброго советского кино на экране показывают какую-то рекламную чушь?

А еще — рука, нежно держащая мою руку. Не Настина. Другая. Рука прехорошенькой следачки, которую я в далеком будущем позвал вечером на свидание. С чего это вдруг она мне снова привиделась?

Я повернул голову и увидел мужика, вальяжно развалившегося на сиденье. Челюсти его мерно двигались, жуя жвачку. Заботится парень о соблюдении кислотно-щелочного баланса. А в левой руке мобилу с «яблочком» держит, словно невзначай. Будто боится, что пропустит важнейший звонок на свой айфон от совета директоров Газпрома. На самом деле никто ему из Газпрома звонить, конечно, не станет. Понтуется мужик просто. И все равно, что за этот кирпич с «яблочком» потом три года кредит платить.

Девки-то ведутся! А это — самое главное!

То-то и оно… Не зря мужик раскованно и даже чуть небрежно правой рукой обнимает ярко накрашенную юную дурочку с шеллачными ноготками, которая смотрит во все глаза не на экран, а на него…

Да это ж старый знакомый! Из того самого памятного дня 2014-го! А девчонка, которая сейчас пожирает мужика своими глазками, даже не подозревает, что ее ждет совсем скоро…

Не успел я даже моргнуть, как картинка резко сменилась.

И вот уже передо мной — не теплый уютный кинозал с нагретыми местами для поцелуев, а чужой двор, через который я в тот вечер хотел срезать путь к метро…

— Пустите! — надрывно заорал чей-то голос.

Как и тогда…

— Да чего ты? — пробурчал другой голос, мужской. — Хорош ломаться!

И тут же грязно выругался трехэтажным матом.

Помню. Все помню.

— Пустите, говорю! — снова пискнул кто-то испуганно.

Девчонка. Та самая девчонка, которую трое незнакомых упырей пытались прикончить, чтобы замять случившееся.

Я почувствовал, как Настина ладошка, которую я держал в своей руке, напряглась. Усилием воли я попытался открыть глаза и вернуться в реальность. Туда, где мне снова семнадцать. А на дворе — 1979-й.

Но картинка мгновенно снова сменилась.

Этих уродов больше не было нигде видно. Не было и девчонки, которую я когда-то спас. Теперь моим глазам предстала худенькая фигурка парня в суворовской форме. Фигурка сосредоточенно куда-то топала по заснеженной улице. А потом завернула прямо в этот двор…

Я не видел ее лица. Видел только белобрысые волосы, чуть-чуть выбивающиеся сзади из-под шапки.

Паренек явно куда-то спешил. К кому-то.

— Андрей! — раздался откуда-то издалека знакомый и родной голос.

Усилием воли я разлепил веки.

Фигурка суворовца куда-то пропала. Вместе нее я увидел встревоженное лицо своей девушки.

— Все в порядке, Андрей? — озабоченно спросила она и коснулась губами моего лба. А потом, нахмурившись, спросила: — Сидел, сидел и вдруг раз — и вырубился! Ты не заболел ли часом? Температуры вроде нет. Хочешь, померяю?

— Нет, нет, не заболел, Настюш! — заверил я девушку.